Имяхранитель - Азамат Козаев

Еле добрела до кровати и рухнула в постель, как подкошенная – мой ноктис, наконец, вырвался на свободу и унесся плескаться в море лунного света. Наверное, этой ночью Иван вовсе не спал…

Когда тает полная луна, а ночь истончается и становится прозрачной, как легкий, невесомый газ, время ноктиса уходит. Я не знаю, как умирает Имя, это хорошо известно Ивану, но если с первыми лучами солнца ноктис и тело не станут снова единым целым, одним полноименным будет на Перасе меньше. Имя истекает кровью цвета молнии, она запекается, темнеет и становится похожа на жухлые лимонные корки. Просто лежал с закрытыми глазами, тяжело дышал, и если бы не этот признак жизни, старик походил бы на мертвеца.

– Иногда я думаю, что не стоит вмешиваться, – буркнул Иван, отвернувшись от кровати Просто. – Пусть все идет так, как идет. Кто отмеряет людям и ноктисам время жизни на этой земле? Кто? И прав ли я, отнимая жертву у хищника?.. Но проходит время, и я понимаю, что прав. Я тоже не случайно встаю на пути горгов, кто-то и для меня нашел занятие. И пусть каждый идет по своей дороге, и пусть дороги пересекаются.

Милая бумага, ноктис Просто погиб. С первыми лучами солнца он истаял, как утренний туман в горах. Ушло свечение, осталось только человеческое тело – еще не обломка, но уже не полноименного. Старик вряд ли выживет. Мне сделалось это понятно, стоило солнцу заглянуть в растворенные окна. Судя по мрачным лицам Огано и Ивана, они тоже настроились на худшее. Не представляю, что следует делать, когда погибает Имя, но слава Фанесу всеблагому, обломок знал это превосходно. По линзе Иван связался с префектом городка, представился и сообщил о гибели ноктиса, вкратце пересказав обстоятельства трагической ночи. Городок имел свою особенность – почти всем здесь заправляли гвардейцы императора, по сути Акриотерм и являл собой изрядно разросшийся гарнизон. Официальные лица не заставили себя ждать. Следователь из штаба гарнизона и глава управы по очереди подошли к ложу старика, переглянулись и как один взглянули на врача. Врач из гарнизонного госпиталя приоткрыл веко Просто, пощупал пульс, сделал загадочное лицо и поджал губы.

– Он выживет?

– Нет, – врач, сухой мужчина с резкими чертами лица, не стал возить кисель по стенкам.

Иван согласно кивнул. Старик выдохся. Устал. Вряд ли Просто переживет потерю Имени. Хотя, имея такой дерзновенный дух, который проник сквозь толщу лет в будущее… Я не удивилась бы благополучному исходу.

Но не сложится.

– Кто из вас Иван? – спросил вдруг следователь, сам удивленный донельзя. Он стоял у квадратного бюро на стальных ножках, забранного стеклом и держал в руках лист бумаги.

– Ну, я, – обломок прищурился.

– Здесь завещание старика Просто. Вы его родственник? Дом отписан вам.

Теперь уже мы переглянулись. Старик прозревал будущее. Этим сказано все.

* * *

Гражданская панихида плавно перетекла в погребение с воинскими почестями. Жителей городка гвардейцы знали в лицо и каждого считали добрым соседом. Доброму, слегка чудаковатому соседу гвардейцы воздали последние почести от всей души. Каре, счет лейтенанта «р-раз, два, три-и», салют холодным оружием, императорский вензель, начертанный острием в воздухе, и глухое басовитое: «В крутой подъем духом ведом…». Далее экспресс к побережью, а там – черная с багровым скорбная барка, последний путь и последний приют, но уже без нас.

Милая бумага, на протяжении всего ритуала прощания я с любопытством наблюдала за Иваном и Огано, и в глаза бросилось их необычайное сходство: во-первых, они сделались до удивления похожи друг на друга – отрешенные лица, задранные подбородки, руки по швам, во-вторых, точно так выглядели все гвардейцы. Потом Ивану пришлось вынести процедуру вступления в наследство и прочий официоз. Огано предпочел не мозолить людям глаза и после панихиды ушел в дом, где отсиживался до самых поминок. Милая бумага, все это донельзя странно. Ловлю себя на каком-то сюрреалистическом чувстве. Не успели приехать в городок, как получили на руки погибшего полноименного и странное наследство. Не успели перевести дух, занимаемся организацией похорон совершенно незнакомого нам человека и на поминках ищем нужные слова. Иван по мере возможности делал вид, что знаком с Просто долгие годы, и что неслучайно старик отписал дом и земельный участок ему; складно говорил что-то насчет дерзновенного духа, пронзившего время и заглянувшего в будущее. Если вдуматься, так оно и есть. Но самое странное случилось на третий день, когда девятый вал забот схлынул, и буквально с неба на нас упало свободное время. Тут и заняться бы тем, за чем, собственно, мы сюда приехали, но утром за завтраком нас огорошил Огано.

– Ничего мы здесь не найдем, – отчеканил слепой. – Можно и не искать.

Я громко удивилась; Иван, казалось, не удивился вовсе, лишь вопросительно поднял на Огано глаза.

– В архиве ничего нет.

– Как ты узнал? – выпалила я.

– Старик. Он прозрел будущее. Все тщетно. Вот его речь дословно: «И нет его там, можно не искать. Хоть каждый угол обшарь – не найдешь. Он есть, и его нет. И жив и мертв».

– Все не напрасно ехали, – равнодушно бросил Иван и покосился в окно.

– До чего ж меня интересует, что такое «он есть, и его нет. И жив и мертв», – протянул Огано.

Обломок пожал плечами, а я считала ворон, обдумывая слова Просто. Ой, не все просто с завещанием Просто (милая бумага, я же говорила, что каламбуры еще будут)!

Надежда +новизна

– Что теперь?

– Наведаюсь туда, где видел его в последний раз, – Огано кусал губу и был мрачнее тучи. – Хоть кто-то должен знать, где он сейчас!

Иван молча кивнул. Поезд вез нас обратно в Гелиополис, где мы возьмем небольшую передышку и сообразим, что делать дальше. Тянуть было нежелательно, так как Огано пребывал в самом мрачном расположении духа. Суров, любезен, молчалив. Нескольких дней раздумья слепому хватило за глаза (опять каламбурю), список возможных вариантов продолжения нашей авантюры за эти дни сильно сократился, и, наконец, на руках у Огано остался лишь один адрес.

– Это в Пелопократосе. Там живет, или, по крайней мере, жил человек, некогда считавший предателя другом.

– Почему мы сразу не поехали туда? – удивилась я. – Живой человек гораздо надежнее, чем призрачная запись в архиве!

– Живой человек гораздо надежнее, но вместе с тем гораздо опаснее. – Иван растолковал мне прописную истину, как учитель злостной прогульщице.

Пелопократос расположен недалеко от Гелиополиса. Городок не большой и не маленький, более спокойный, чем шумный. Бывала я там. Его облюбовали чиновники средней руки, крупные торговцы и отставные офицеры, те, что по выслуге лет оставили службу в гвардии, полиции, жандармерии, морской патрульной службе. Здесь имеется превосходный курорт на водах, целебные грязи и чудный воздух, каковой бывает лишь там, где равнина соседствует с горами. Дома мы пробыли не более суток. По линзе Иван заказал билеты на дилижанс, через час посыльный мальчишка принес заказ, и нам осталось лишь собраться. Милая бумага, за этот месяц я стала заядлой путешественницей, ибо ничем иным практически не занималась. Весь смысл моего существования последнее время составляли поддержание чистоты на палубе и в кубрике, бесконечные сборы и переезды с места на место. Да, чуть не забыла – посильная помощь в ликвидации пиратов теперь также входит в круг моих интересов. Меняем один походный баул на другой (за время моего отсутствия знаменитая Миола Фиораванта представила новую коллекцию дорожных костюмов и сумок, и я не устояла), старый дорожный костюм отправляется в чистку, его место занимает новый, и мы трогаемся в путь. Мужчины облачены в старые одежды, по-видимому, у них это не считается моветоном. Касательно слепого загадывать не берусь, но с Иваном придется что-то делать. Дважды подряд один и тот же дорожный костюм он больше не наденет.