Бог калибра 58 - Макс Острогин

— Это не Рыбинск — сказал я. — У нас все совсем по-другому. У нас там реки, а в них рыба.

— Понятно, Рыбинск ведь, должна рыба быть. Загляни в оружейную.

Еще он пожал мне руку. Ладонь у него была крепкая, точно железная.

Я отправился в оружейную.

Мастера звали Петр.

Петр увидел карабин, Петр онемел.

— Можно? — попросил он как-то робко.

Я протянул оружие. Петр принялся вертеть, щелкать, заглядывать в ствол, нюхать даже, облизываться. Ценитель, кажется, попался.

— Эндфилд мушкетон? — спросил он с благоговением. — Харперс? Из чего сделано-то?

Я пожал плечами. Кто его знает, из чего сделано. Карабин, он и есть карабин. Оружие. Тут все просто. Пули. Картечь. Дробь. Порох. Капсюль. Бац.

Петр продолжал вертеть карабин, бормотать и восхищаться:

— Брандтрубки расточены, ну это понятно, под современные капсюли, старых не найти… Ствол тоже, резов почти не видно. Дробью можно стрелять… Бьешь пулями или шарами?

— Пулями, — я похлопал по воротнику.

Петр прищелкнул языком. Я сорвал пулю, протянул ему.

— Пятьдесят восьмой! — Петр подкинул пулю на ладони. — Мама… Слона остановит!

— Зачем по слону стрелять? Он хороший ведь…

— Ну да, хороший…

Петр еще раз понюхал.

— Пироксилин… — зажмурился он. — С какой-то примесью… Как руки-то еще не оторвало? Ну да, это же… Он еще двести лет переживет…

— Может, и переживет.

— Такого сейчас не найти, — он бережно положил карабин на верстак. — Прекрасная машина, оружие богов. Поменяемся? Вот можешь все, что хочешь, здесь взять! Вон смотри, «Грендель»! Настоящий!

Петр сорвал со стены и сунул мне в руки тяжелый черный автомат угрожающего вида.

— Смерть — не пушка! С замедлителем, все, как полагается. Калибр увеличенный, отдачи почти нет, компактный…

Петр еще долго рассказывал про этот «Грендель», хорошее оружие. Но я отказался. Вернул автомат на подставку. Попросил приклад на карабине сменить, если можно. Чтобы по весу совпадало, но прочность повышенная. И чтобы тайничок сохранился — последнее желание.

— Тогда поликарбон! — просиял Петр. — Это наш выбор.

— Хорошо… И пуль бы еще.

— Сколько хочешь!

Петр оказался настоящим мастером, я таких никогда не встречал, даже вполовину таких. Он не пользовался пулелейкой, у него был станок, какой-то сверхточный.

Через час у меня имелся прекрасный набор из пуль разного предназначения. Мягкие пули, пули со стальным сердечником, пули с сердечником из этого самого обедненного урана и картечь из этого самого урана.

Даже зажигательные пули у меня теперь тоже имелись. Пули были раскрашены в каждый цвет по принадлежности и запаяны в особые пленочные кишки, их можно было обматывать вокруг шеи и скусывать по мере надобности.

Петр подогнал по руке пистолет. Тоже безгильзовый, заряжающийся одноразовыми пластиковыми магазинами по двадцать пять зарядов в каждом. Магазины были легкие и удобно крепились на патронташи, застегиваемые вокруг пояса. Для ближнего боя пистолета лучше нет, пояснил Петр. Пока ты свой аркебуз перезаряжаешь, из пистолета можно по сотне зарядов выпустить.

Я промолчал. Человек должен полагаться на себя, а не на свое оружие. Человек сам оружие… Кажется, так.

Топор. Еще переделал топор. Взвесили его — отдельно топорище, отдельно рукоятку — и сделали все заново. Из какого-то хитрого сплава, самозатачивающегося на лезвии, достаточно мягкого на обухе. Рукоятку из крепкой оранжевой пластмассы. Получился точно такой же топор, только лучше и острее. Даже два топора себе сделал. Одинаковых.

И лопату. Лопату. У меня была обычная, железная, чуть погнутая уже и с многочисленными заедами от камней и подземной арматуры. Петр выточил мне лопату из своего любимого титана. Лопата получилась загляденье просто.

Шлем еще. Пожалуй, самой полезной вещью во всем этом был шлем. Действительно легкий. Мой по сравнению с ним тяжелый, если носить целый день, то ночью шея затекает и болит, да и голова болит, этот наоборот. Композитные материалы, выдерживает попадание, и все такое.

Ботинки перешили, подошву какую-то новую сделали, пружинную, гораздо легче бегать, и износоустойчивость повышенная. Да, еще Папу переделали, вернее, не самого Папу — как его переделаешь, а переделали ему вместилище.

Вообще, я еще не доставал Папу из клетки… Ни разу не доставал. Так Папа там и рос, распространяясь себе помаленечку, матерел, иногда, в сытые времена, я подумывал — может, стоит ему немножечко расширить жизненные пространства? Но руки не дошли, много других дел стало. А сейчас вот Петр и сказал. Сказал, что можно облегчить мою ношу.

Заменили клетку. Позвали Доктора, человека в белом халате, и Доктор сделал Папе усыпительный укол за ухо.

Папа растекся по клетке лохматым студнем, испустил вздох, и оружейник Петр, надев из предосторожности железные перчатки, взрезал клетку в двух местах и вывалил Папу на широкий поднос.

В таком виде я видел Папу еще котенком, когда он был мал и мог уместиться в кулаке, только голова любопытная торчала. С тех пор Папа значительно разбогател телом и прирос шерстью, вне клетки он сохранил свои прямоугольные пропорции, лежал на спине, отвернув мускулистую лапу и отверзнув пасть.

— Камышовый? — спросил Доктор.

— Обычный. Простой. У нас в Рыбинске все такие, рыбу едят, вырастают от этого.

— Понятно, — сказал Доктор. — Сейчас мы его блоходавом помажем.

Доктор капнул на пузо Папы густую зеленую каплю, и через минуту с кота стали сбегать неприятные по виду постояльцы. Одни похожие на черные зерна овса, другие как желтые лесные ползучки, третьи мелкие, но если взглянуть на них сквозь толстое стекло, то увидишь маленьких рачков. Живность покидала Папу в панике.

— Теперь долго не заведутся, — сказал Доктор. — Может, пострижем?

Я против стрижки ничего не имел, Доктор достал стригальную машинку, пощелкал ею в воздухе и быстренько лишил Папу значительной части растительности. Лысый Папа выглядел несколько синевато, но в целом мне понравилось.

После Папы Доктор вопросительно повернулся ко мне, я пожал плечами и от обеззараживания не отказался. Мне накапали на голову. Я ничего не почувствовал. Однако друзья с меня тоже посыпались, правда, немного, гораздо меньше, чем с Папы. Доктор дал мне специальный амулет-блохоловку, который должен был предотвратить меня впредь от вшей и прочей мелкой дряни.

Петр тем временем изготовил клетку. Я не заметил, как он это сделал, но результат мне понравился, получилось неплохо. Пока Папа не проснулся, мы вернули его обратно.

Теперь Папу было гораздо проще прополаскивать в воде, прутья клетки стали не такими жесткими, как раньше, а по четырем сторонам Петр приделал особые внутренние подушечки, пропитанные инсектицидом, — для мягкости и для предотвращения проникновения новых блох.