Земля Злого Духа - Андрей Посняков

– Давай, отче Амвросий! – что есть мочи закричал Еремеев. – Твори молитву, твори! Как бы худа с девой не вышло!

Священник поднял крест:

– Силою слова Господня заклинаю тебя, дщерь…

Маюни схоронился невдалеке, за березками – чтоб не мешали. Вытащил бубен, ударил:

– О, Мир-суснэ-хум… О, Колташ-эква, мать – сыра земля… умм! Умм! Умм!!!

– Ага, Семен Аникеевич! Рвут тебя, ворюгу, рвут, палят хоромины… Огонь! Огонь! Кровь! Страшно-о-о-о!

Устинья вновь задергалась, извернулась, укусила Михейку за руку, хотела и священника цапнуть, да, наткнувшись взглядом на святой крест, вдруг замерла… головою поникла, заплакала…

– Нет мне теперь жизни, нет… боярская дочь… оболганная, опозоренная… И рода моего нет – все Строгановы, подлюки… Отомщу, ух, отомщу-у-у… у-у-у-у….

– Силою животворящего сего креста, спаси, Боже-е-е…

– Помоги же Мисс-нэ, лесная дева, и ты, Великий Нум-Торум, помоги…

– Рвите, парни, татя поганого Семку, рвите-е-е!!! Весь род их… Кровь, кровь! Огонь!

– Аминь! Аминь! Аминь!

– Умм! Умм! Умм!!!

Рокотнул бубен. Сверкнул на закатном солнце крест.

Устинья повалилась с ног, упала б, кабы не поддержали, положили у костерка на кошму.

– Уснула, дева-то, – благостно зажмурился отец Амвросий. – Помог животворящий крест.

– Пусть спит. – Иван мотнул головой. – А мы поедим… без соли. Всю соль надобно в озеро… нет, лучше в землю зарыть! Да… – Атаман с жалостью глянул на спящую девушку. – Посидите с ней кто-нибудь. Присмотрите.

– Я посижу! – спрятав бубен, выскочил из-за берез юный остяк. – Не беспокойтесь, присмотрю, да-а.

Казаки и девы – кого не настигло коварное колдовство сир-тя – уселись у костра, поели… без всяких последствий… и без соли, разумеется.

– Соль-то у нас и своя еще есть, – потрогал свой шрам Еремеев. – Немножко…

Посидели все, посмотрели на спящих да разделились: кто-то сейчас отправился спать, а кто-то – позже, под утро. Чтоб было кому присматривать и дозорных сменить – им ведь тоже покушать да отдохнуть надобно.

– Ох, Устинья… – Проводив Олену до шатра, толстощекий десятник Олисей Мокеев украдкой оглянулся на спящую деву. – Ой не жалуешь ты Строгановых, кормильцев наших, ой не жалуешь. Семену Аникеевичу, ишь, смертушки лютой возжелала… Боярская, говоришь, дочь? Ну-ну…

Никто из казаков случившегося буянства не помнил! Словно ничего и не было – поутру встали все, головы болели, правда, да синяки, ссадины… Кой у кого и ребра сломаны были, и руки!

– Ой, люди-и-и… – подозрительно оглядывая казаков, качал головой Василий Яросев. – Вы почто все такие побитые-то? Вот хоть ты, Ондрейко? Почто синяки-то? Подрался с кем?

– Ты на себя посмотри, дядько Василий! – Махнув рукой, парень озабоченно ухмыльнулся. – Там, у стругов, атаман с отцом Амвросием народ собирают. Может, разъяснят что? Ведь не просто же так синяки? А Семке Волку, грят, ногу едва не отрубили… Не пойми кто!

– Собирают, говоришь? – Яросев поспешно поднялся. – Это не худо, что собирают, ага.

Казаки – а следом за ними и девы – подтягивались к атаманскому стругу, на поднятой мачте которого развевался на ветру золотисто-голубой флаг с иконой Божьей Матери, сам атаман, в парадном, с золотыми пуговицами, кафтане васильково-синего немецкого сукна, поднялся на корму, где его уже дожидались священник с послушником Афоней. Отец Амвросий держал в руках Святое Писание, Афоня – горящую свечку из того запаса, что можно было тратить исключительно для церковных треб.

Собравшиеся казаки, разглядывая друг друга, недоуменно щурились, тут и там слышались удивленные возгласы:

– Эко, у тя, Семене, и рожа-то!

– Ты на свою посмотри!

– Ой… Игнате! Че с твоей рукой-то?

– Не видишь? Саблею какая-то тварь долбанула. Едва не оттяпала!

– Ой, братцы! А что такое вчерась было-то?

– Да не помнит никто. Вроде все как всегда, ушицу хлебали соленую!

– Видать, и впрямь случилось что.

– Любезные мои казаче! – перекрывая всех, громко прокричал Еремеев.

Летавший в собравшейся толпе гул тут же стих, щурясь от утреннего солнца, казаки выжидательно уставились на своего предводителя.

– Злое колдовство, насланное здешними волхвами, настигло нас вчера! – Атаман обвел всех пристальным взглядом и – уже тише – продолжал: – На соль заговор был наведен, порча, оттого схватились вы вчера друг с дружкою в драку, кой-кто – и за сабельки… хорошо, до пищалей да пушек не добрались!

– Господи, атамане! – выступив вперед, удивленно молвил Василий Яросев. – Рази тако может быть-то? Я вот, к слову сказать, ничегошеньки не помню!

– И я не помню! – Казачки вновь зашумели.

– И я!

– И я!

– Мы тоже не помним.

Еремеев повысил голос:

– И не должны помнить! Сказано вам: колдовство злое. А беде не верите… – насмешливо прищурился атаман. – Так друг на дружку взгляните-ко! Что видите? Ну?

Яросев поник головой:

– Ох, атамане… Неужто правда?

– Правда, казаче! – подняв над головою Писание, выступил вперед отец Амвросий. – Кабы не молитвы да крест святой, не знаю – угомонились бы? Верно, тогда только, когда друг друга бы перебили.

– Отца Амвросия благодарите, – зябко поежившись, подтвердил Иван. – Да Афонию-послушника… а девы ненэцкие – еще кой-кого… – Атаман быстро оглянулся на Маюни, скромненько примостившегося на носу струга.

– Вот что, дети мои! – Священник взволнованно перекрестил казаков Святым писанием. – Давайте-ко Господа нашего помолим да Святую Богородицу-Деву… за то, что к нам, сирым сиротинушкам, снизошли, от волхвовства поганого избавили! Миром Господу-у-у помо-о-о-олимся!!!!

Скинув шапки, казаки и девы разом повалились на колени, осеняя себя крестным знамением. Даже Аючей и ее компания – язычницы – и те поддались всеобщему искреннему порыву и так же слали молитвы… не только своим богам и покровителям-духам, но и Иисусу Христу, и Богородице. Раз уж они помогли, пусть тоже слова благодарственные получат. Да и не только слова…

Уже после молебна, как раз перед отправкою, Аючей и примкнувший к ней Маюни, в окружении языческих дев, за кусточками, принесли в жертву богам только что загарпуненную Аючей щуку – большую, зубастую.

– Верно, отец твой шаман был. – Кто-то из юных язычниц указал на привешенный к поясу остяка бубен.

– Не отец – дед, – грустно улыбнулся отрок. – Отец совсем молодым умер. Говорят – боги забрали, сам Нум-Торум.