Разум убийцы. Как работает мозг тех, кто совершает преступления - Ричард Тейлор

Службы детоксикации и реабилитации, безусловно, полезны, поскольку медицинские и социальные издержки невылеченных зависимостей огромны, особенно если принять во внимание насилие и убийства, связанные с незаконной торговлей наркотиками. В 2018 году 332 убийства, 44 % всех подобных насильственных преступлений в Англии и Уэльсе, были совершены под действием наркотических веществ.

К сожалению, в стране не осталось финансируемых государством программ детоксикации и реабилитации. Этому способствовали реформы Эндрю Лэнсли 2012 года, признанные огромной ошибкой государственной политики. Финансирование лечения зависимостей было урезано, а вся ответственность переложена на местные власти, у которых есть другие дела, помимо лечения алкоголиков и наркоманов.

Финансирование наркологических служб, которые сейчас заключили контракты с частными или благотворительными организациями, уменьшается с каждым годом. Таким образом, если политик говорит, что для сокращения количества нападений с ножом необходимо улучшить программы лечения наркозависимости, спросите его, почему тогда их закрывают. Точнее, эти программы просто цинично лишают финансирования, оставляя увядать.

Тем не менее проблески надежды есть. «Клаудс-Хаус» – один из некоммерческих реабилитационных центров Ист-Нойля, находящийся прямо у границы с Дорсетом. Это реабилитационное учреждение мирового уровня для алкоголиков и наркоманов, расположенное в доме Викторианской эпохи. Эта программа до сих пор доступна тем, кто либо может ее себе позволить, либо способен убедить местную организацию здравоохранения заплатить 8900 фунтов стерлингов (более 900 тысяч рублей) за 28-дневную программу.

Это гораздо дешевле, чем лечение в полностью частных центрах, которое могут позволить себе обеспеченные люди вроде Элтона Джона. В своей автобиографии «Я – Элтон Джон. Вечеринка длиной в жизнь» он говорит о пользе программ детоксикации, реабилитации и восстановления.

Я посетил «Клаудс-Хаус» в 1995 году. Целью поездки был сбор информации об этом центре, которая могла бы помочь улучшить работу отделения для алкозависимых в Модсли (несколько лет спустя было принято решение его закрыть). В конце дороги к реабилитационному центру стоит мусорный бак, куда нужно выбросить последние банки и бутылки. Оказавшись внутри, человек проходит программу полной детоксикации и приблизительно через неделю становится «чистым». Затем следует групповой и индивидуальный анализ глубинных проблем, приведших к употреблению алкоголя или наркотиков, и составление плана, который позволит избежать провоцирующих факторов.

Реабилитационный центр для алкоголиков – это не единственное, что привлекает меня в деревне Ист-Нойл. Иногда в выходные, устав от трудных случаев вроде дела Костаса и Софии, я отправляюсь на запад в Дорсет, чтобы навестить родственников и на двое суток забыть о Лондоне. Часто я беру с собой дочь и сыновей.

Обычно я сворачиваю с А303 и срезаю путь через Хиндон, проезжая мимо старой гостиницы под названием «Агнец». Поворачивая на автомагистраль А350, ведущую к Шафтсбери, всегда киваю белому дорожному знаку «Клаудс-Хаус». Меня забавляет, что под ним находится указатель на еще одну достопримечательность, ресторан «Лиса и гончие», который может стать последней остановкой на пути тех, кто направляется в реабилитационный центр.

Я никогда не был в этом ресторане и планирую избегать попадания в «Клаудс-Хаус», однако время от времени захожу в местные дорсетские пабы, например «Король Иоанн» в Толлард-Роял, чтобы выпить кружку пива.

Потягивая пиво, я стараюсь не вспоминать ни о Костасе, ни о своих пациентах из отделения для алкозависимых, ни о влиянии спиртного на мозг, например выработке дофамина или модуляции тормозных нейромедиаторов. Также не думаю об интуитивной прозорливости древних людей, которые открыли свойства ферментированного фруктового сока. Вместо этого я просто ценю успокаивающий эффект напитка и ощущаю прилив добродушия.

Я понимаю, что к концу выходных успею соскучиться по шуму большого города. Однако в Дорсете и других сельских районах Англии мне всегда нравилась относительная нераспространенность жестокого насилия и практически полное отсутствие убийств.

Ну, по крайней мере, в теории…

В 04:57 8 января 2004 года диспетчер хартфордширской скорой помощи принял вызов. Вызов был из Броинга, небольшого поселка, расположенного между реками Куин и Риб приблизительно в пяти километрах от деревни Ферне-Пелхэм. Звонивший мужчина просил направить скорую помощь в коттедж «Мальва», но не объяснил, что случилось. Аноним неправильно продиктовал по буквам название деревни и произнес его «Ферникс», как это сделал бы местный житель (англосаксонская версия предпочтительнее французского произношения). Звонивший также сказал диспетчеру: «Это недалеко от Бантингфорда». Он произнес «-форд» как «-фад», что выдавало в нем сельского жителя. (Когда позднее полиция отдала запись разговора на анализ, эксперт-лингвист сказал, что звонивший, скорее всего, был местным жителем лет 60.)

Бригада скорой помощи приехала в Ферне-Пелхэм и стала ездить по деревне в поисках коттеджа «Мальва». Была середина ночи, никаких признаков активности не наблюдалось, и парамедики не смогли найти нужный дом. Им ничего не оставалось, кроме как вернуться на станцию.

Утром домработница Жозетта Суонсон пришла в коттедж «Мальва», чтобы помочь ее пожилому и немощному клиенту, полковнику Райли Воркману. Она нашла его лежащим без сознания у входной двери.

Не зная, что делать, женщина позвонила Эдварду Дэвидсону, адвокату и церковному старосте, жившему неподалеку. Он пришел в коттедж «Мальва» и позднее сказал, что его поразило испуганное лицо старика. Тем временем приехали парамедики, проверили жизненные показатели и констатировали смерть. Поскольку полковник был стар, предполагалось, что смерть имела естественные причины – например, произошла в результате инфаркта или инсульта, однако точный диагноз можно было поставить только во время вскрытия. Через несколько часов прибыли сотрудники похоронного бюро и, перемещая тело на каталку, заметили пятна крови вокруг очень аккуратного выходного отверстия на спине. Оно было менее двух сантиметров в ширину, и, похоже, это был след от пули.

Приехала полиция. То, что казалось естественной смертью, положило начало расследованию убийства. Помощница по хозяйству, сосед и парамедики успели натоптать на месте преступления, поэтому натягивать ленту по периметру дома, чтобы эффективно сохранить все улики, было поздно. Вскрытие и баллистический анализ показали, что полковника убили необычным видом боеприпасов, а именно картечью из дробовика 12-го калибра. Обычный патрон такого оружия, используемого для отстрела фазанов или голубей, содержит 170–270 крошечных пуль весом около двух граммов, которые сделаны из свинца, смешанного с сурьмой для твердости.

Патрон с картечью содержит около восьми крупных круглых пуль диаметром почти сантиметр и весом более 50 граммов каждая. Известная своей останавливающей способностью картечь в основном используется американской полицией, а также для защиты дома. В отличие от стандартного пулевого ранения входное и выходное ранение картечью является узким и сконцентрированным, поэтому его сразу не заметили. В Великобритании ее обычно применяют егеря, которые охотятся на крупную дичь, например лис. Ближайший магазин, в котором продавались боеприпасы такого типа, находился в деревне Ист-Бернет, более чем в 80 километрах от Ферне-Пелхэм.