Убийственная красота - Фридрих Незнанский

— Меня сейчас куда повезут? В Бутырку?

— Почему? Домой. Вы дадите подписку о невыезде, и все.

— А потом?

— Будете приходить на допросы. Пока следствие не закончено. Вас выписали с больничного?

— Да, я здорова, — тем же ровным голосом ответила Литвинова.

— Это хорошо. Тем не менее я распоряжусь, чтобы вас довезли домой на машине.

— Спасибо.

Когда Литвинову увезли, Грязнов позвонил Турецкому:

— Ну, Саня, дело сделано. Литвинова дала признательные показания.

— Признательные? В чем?

— Это она Климовича устранила. Вернее, ее муженек замечательный ее руками и руками Круглова все и провернул. Но она-то считала, что Марат ни при чем. Что он у нее святее папы римского. Пришлось все же глаза ей раскрыть.

— Ты рассказал про Руденко?

— А иначе никак. Иначе она ничего не понимает. Мы все — мерзавцы, а он у нее — белый и пушистый. Завтра отказалась бы от показаний, и начинай сначала.

— Ну не знаю. Может, ты и прав. Но какова скотина этот Литвинов! Душа у меня на него горит!

— Теперь уж мы до него доберемся. Ладно, до связи!

Оперативник довез Марину и ее соседа до Староконюшенного переулка.

— Спасибо, дальше мы сами, — ровным голосом произнесла Литвинова.

Они миновали двор, поднялись на свой пятый этаж. Марина вставила ключ в замок.

— Маринушка, ты как? — спросил Александр Семенович.

— Я ничего, дядя Саша, — открывая дверь, откликнулась Марина. — Я только устала очень.

— Душой-то тебе легче стало?

— Душой… легче, — усмехнулась Марина.

— Ну отдыхай, милая. Я тебя тревожить не буду. — Он исчез в своей квартире.

— Спасибо.

Она захлопнула входную дверь, закрыла двери в комнаты. Наглухо закрыла все форточки. Прошла на кухню, к плите. Повернула все ручки на максимум. Открыла пластиковую дверцу духовки, села на низенькую табуретку для ног, сунула голову в духовку.

«Ничего. Это недолго. Скоро все кончится», — подумала она.

…Литвинов пришел, по обыкновению, поздно. Он был раздражен. Весь день Марина не отвечала на телефонные звонки. Позвонив консьержке, узнал, что его жена уходила куда-то вместе с соседом. Где была?

— Марина? — позвал он.

Тишина. Литвинов прошел в кабинет, скинул пиджак. Налил себе в квадратный стакан виски, закурил сигарету и пошел искать жену, в раздражении щелкая зипповской зажигалкой. В гостиной ее не было. Спит? Но Марины не было и в спальне. Он открыл дверь кухни…

Грохот взрыва потряс этажи добротного, сталинской постройки дома.

Алина Солнцева стояла возле метро, поджидая свою давнюю, самую близкую подругу, Веру Горбовскую. Они дружили еще с театрального, несмотря на то что после завершения учебы пути их разошлись. Вера часто снималась, много работала в театре, разъезжала по городам и весям то с гастролями, то с киношными экспедициями. Правда, в последние годы Горбовская плотно осела дома, тщательно оберегая семейный очаг, где, кажется, навсегда задержался очень симпатичный Олег Золотарев и где подрастала очаровательная Сонечка.

Сама Алина работала на телевидении. Сначала диктором, затем ведущей одной из популярных программ. Телевидение съедало все ее время.

Подруги виделись редко, но почти ежедневно перезванивались и были в курсе всех событий, важных и несущественных, в жизни друг друга.

Алина знала, что Вера и Олег приглашены в последний проект Бояринова. И радовалась за Веру, которая, как казалось Алине, слишком пылко отдала себя семейному очагу. Просто-таки зарыла свой талант на кухне. Правда, Бояринов, этот гений зла, человек для женщин небезопасный, но брак Веры и Олега казался столь прочным, что, по мнению Алины, был не по зубам даже Бояринову. Когда Вера сообщила ей телефонным звонком о предстоящей работе, Алина благословила подругу:

— И давно пора! Сколько можно обеды готовить и пыль вытирать? Думаешь, это кто-то оценит?

— Вообще-то Олег это ценит. Но вопрос уже решен, мы подписали контракт. Очень выгодные условия, я его уговорила.

На два месяца подруга исчезла из поля зрения. Алина знала от коллег-кинообозревателей, что съемки идут вовсю. И вот они закончены. И опять-таки от одной из околокиношных дам Алина услышала жуткую новость: брак Веры и Олега на грани распада. Дама даже обозначила это так: за гранью распада.

Алина немедленно позвонила Горбовской. И договорилась о встрече.

Ну вот и она. Господи, да она ли это…

— Здравствуй, дорогая, — бодрым голосом приветствовала подругу Алина, внутренне ужаснувшись перемене в ее облике.

Осунувшееся, постаревшее лет на десять лицо, вылезшие откуда-то морщины, опущенные углы рта, угасшие глаза. Даже волосы, прекрасные пепельные волосы, выглядели тусклыми и казались седыми.

— Что с тобой, Верочка? Ты неважно выглядишь. Так устала на съемках?

— Да уж, — криво улыбнулась Вера. — Ладно, на ходу не хочу. Куда пойдем?

— Здесь «Голливудские ночи» рядом.

— Что ж, пойдем. У меня там скидка. Правда, я после съемок разбогатела, — Вера невесело усмехнулась, — но неизвестно, на какой срок это богатство растягивать.

Они сели в дальнем углу, заказали по коктейлю. Горбовская достала пачку сигарет.

— Ты снова куришь? После десятилетнего перерыва? Кажется, Олегу это не нравилось?

— Да. Все изменилось. И Олегу теперь все равно, курю я или нет. Давай выпьем.

Алина внимательно смотрела на подругу, стремительно опустошившую бокал «Голубой Маргариты».

— Что случилось, Вера?

— Что? — Вера щелкнула зажигалкой, глубоко затянулась. — Он меня бросил.

— Кто? Олег? Этого быть не может! У вас были изумительные отношения…

— Изумительные… Нет ничего постоянного под солнцем. И изумительного тем более. Так учит нас мессия Бояринов.

Она злобно рассмеялась и тут же замолкла. И проговорила совсем тихо:

— Ах, Аля, я все разрушила своими руками. Или он все разрушил моими руками. От перемены мест слагаемых…

— Подожди! Кто разрушил? Олег?

— Бояринов. Давай еще по коктейлю.

— Подожди. То есть я закажу, конечно, ты выпей и постарайся рассказать, что там у вас произошло на этих съемках.

— Ты уже в курсе? — Подруга подняла глаза.

— Я как раз не в курсе. Но слухами Москва полнится. Какие-то разговоры дурацкие доносятся. Я и хочу узнать от тебя, что правда, а что ложь.