Виннету – вождь апачей - Карл Май

Где-то раздавались голоса. Туман стал рассеиваться, и мы уже видели берег. На нем оказался отряд киовов, которые оживленно переговаривались, рассматривая только что обнаруженные конские следы. Через некоторое время они скрылись, даже не взглянув в сторону острова.

– Они, очевидно, очень спешат, – заметил Дик Стоун.

– Да, они направились к Тангуа, чтобы сообщить ему о найденных следах. Он вышлет погоню.

Это предсказание сбылось через несколько часов. На берегу появились всадники, они подъехали к самой воде и затем помчались по следам. Впрочем, нечего было опасаться, что они догонят Виннету, ибо он со своим отрядом ехал, по меньшей мере, с такой же скоростью.

– Пленники, само собой разумеется, не слышали нашего разговора. Они лежали в стороне и, не видя происходившего на берегу, не могли подать знака своим соплеменникам.

К полудню солнце грело уже довольно сильно и успело высушить не только лужайку, на которой находился наш лагерь, но и нас самих. Вскоре после мы заметили на реке какой-то предмет: он плыл по направлению к острову и наконец застрял в прибрежных камышах. Подойдя ближе, мы убедились, что это лодка, и именно та, на которой я увез Оленя, ибо причальный ремень у нее был отрезан. Лодка эта, очевидно, не раз застревала по дороге, иначе течение пригнало бы ее раньше. Я немедленно подтянул ее ближе к берегу и решил воспользоваться ею вечером, чтобы снова не промокнуть насквозь при переправах.

Как только стемнело, я столкнул лодку в воду, прыгнул в нее и стал грести вверх по течению. Стоун и Паркер, стоя на берегу, провожали меня пожеланиями всяческих успехов. Я сказал им, что они могут беспокоиться о моей судьбе только в том случае, если я не вернусь к следующему утру.

Работать веслами против течения было нелегко, и я только через час добрался до впадения Солт-Форк в Красную реку. Приблизившись к селению киовов, я причалил к берегу и привязал лодку, которую успел снабдить ремнем, к стволу большого дерева.

Как и накануне, перед палатками горели костры, вокруг них сидели мужчины, а женщины сновали по лагерю, выполняя домашние работы. Я думал, что селение окружено многочисленной стражей, но на этот раз ошибся. Обнаружив следы апачей, киовы послали вдогонку отряд всадников и, очевидно, чувствовали себя в полной безопасности.

Тангуа по-прежнему сидел перед своей палаткой, но с ним были только его младшие сыновья. Я высадился на том берегу, где находилось селение, и теперь прокрался в него и скоро достиг палатки вождя. При этом я сделал это так осторожно, что никто не обратил на меня внимания. Я опустился на землю и подполз с задней стороны к палатке. Здесь хорошо было слышно жалобную монотонную песню вождя, который оплакивал своего любимого сына. Я обогнул палатку, вскочил с земли и неожиданно предстал перед ним во весь рост.

– Почему Тангуа поет песню печали? – спросил я. – Ведь храброму воину не приличествует падать духом. Причитания и жалобы – дело старых баб.

Трудно передать словами, как потрясло его мое появление. Он хотел что-то сказать, но не мог выговорить ни слова, хотел приподняться, но разбитые колени помешали ему сделать это. Он смотрел на меня, выпучив глаза, как на привидение, и, наконец, пробормотал, заикаясь:

– Разящая Рука… Уф… Уф… Как… ты… попал… сюда? Разве вы… еще… здесь? Не… ушли?

– Как видишь! Я пришел говорить с тобой.

– Разящая Рука! – громко произнес он.

Услыхав мое имя, оба отрока немедленно скрылись в палатку.

– Разящая Рука! – повторил Тангуа, все еще в оцепенении от страха. Но вот выражение гнева появилось на его лице и, обращаясь к другим палаткам, он выкрикнул какое-то приказание (я не понял его, но разобрал свое имя).

Мгновение спустя яростный вопль пронесся по всему селению: казалось, земля задрожала у меня под ногами. Затем все оставшиеся дома воины, размахивая оружием, стали сбегаться к палатке вождя. Я вытащил из-за пояса свой нож и крикнул в ухо Тангуа:

– Разве Олень должен умереть? Это он прислал меня.

Он понял меня, несмотря на страшный шум вокруг, и поднял руку. Этого знака оказалось достаточным, чтобы водворить тишину. Киовы тесно обступили нас со всех сторон и смотрели на меня с такой ненавистью, что я вряд ли ушел бы живым, если бы это зависело только от них. Я сел рядом с Тангуа и, спокойно глядя на него в упор, сказал:

– Меня и Тангуа разделяет смертельная вражда: я, правда, не виновен в ней, но и не нуждаюсь в примирении. Мне совершенно все равно, уничтожу ли я вместе со своими друзьями одного из его воинов или же целое племя. А боюсь ли я его, это видно из того, что совершенно один я пришел сюда, чтобы говорить с ним. Но буду краток: Олень находится в наших руках и будет немедленно повешен, если в назначенное время я не вернусь к своим.

Стоявшие вокруг меня краснокожие ни одним движением не выдали впечатления, произведенного на них моими словами. Глаза вождя пылали гневом. Он понимал, что не может ничего сделать со мной, не подвергая опасности жизнь своего сына. Скрежеща зубами, он спросил меня:

– Каким образом оказался он в вашей власти?

– Я был на острове, когда он разговаривал с Сэмом Хоукенсом, сшиб его с ног и взял с собой.

– Уф? Где теперь мой сын?

– В надежном месте. Он сам расскажет тебе, где именно. Ты видишь, что я не намерен убивать его. Кроме того, в наших руках находится еще один пленный киов: я вытащил его из кустарника, откуда он подсматривал за нами. Этот пленник будет освобожден вместе с твоим сыном, если ты выдашь нам Сэма Хоукенса.

– Хорошо, ты получишь его. Но сначала приведи сюда Оленя и другого пленника.

– И не подумаю! Я знаю Тангуа: кто станет ему доверять? Я предлагаю за одного двоих, я очень уступчив и иду вам навстречу, но требую, чтобы вы отказались от каких бы то ни было тайных замыслов.

– Докажи нам, что Олень действительно находится у вас.

– Доказать? Что за вздор! Я говорю это, и значит это так. Разящая Рука не какой-нибудь Тангуа! Покажи мне Сэма Хоукенса. Я знаю, что его уже нет на острове, ибо вы не считаете это место достаточно безопасным. Мне надо переговорить с ним.

– О чем хочешь ты с ним говорить?

– Я спрошу его, как с ним обращались здесь. От этого зависит дальнейший ход дела.

– Я должен посоветоваться со старейшими из своих воинов, – сказал Тангуа. – Отойди к соседней палатке.

– Прекрасно! Но поторопитесь, если я не вернусь к назначенному времени, Олень будет болтаться на суку.

Повешение считается самой позорной казнью у индейцев, и нетрудно представить себе ярость и негодование Тангуа. Я отошел к соседней палатке и присел на землю, по-прежнему окруженный воинами. Между тем Тангуа созвал старейшин и начал с ними совещаться. Я видел вокруг себя искаженные гневом лица, но в то же время чувствовал, что мое бесстрашие производит известное впечатление.

Через некоторое время Тангуа послал куда-то одного из воинов. Он скрылся ненадолго и вернулся в сопровождении Сэма.