Проклятие зеленоглазое, или Тьма ее побери! - Елена Княжина

Я польщен, мисс Ламберт. Вы чрезвычайно заботливы. Но я почту за счастье немного помучиться.

– Да вряд ли «немного», – заверила смертника, не знавшего, что рецепт супа из молодого квахара тщательно переписан в мой блокнот.

– Вы даже не представляете, Эйвелин… – он кашлянул в кулак и поморщился. – Не представляете, на что я решился пойти, подписав те бумажки. Боюсь, вам меня уже не запугать.

– Поймите, я была без сознания! И если у вас сложилась иллюзия, что я не против… кхм… вашего общества… – щеки горели до самых висков и даже на лбу проступила испарина. – В общем, это была просто иллюзия.

– Я уже все сказал. Не тратьте свое время и остатки моих нервов.

– Сказали?

– Мне угодно вас. Во всех варховых смыслах, какие только можете себе вообразить. И в тех, которые не можете – тоже, – мастер поднял на меня взгляд, сияющий золотом, и я испуганно отшатнулась.

Да гхаррово же копыто, он бы хоть предупреждал, когда их меняет!

– Что не так?

– Все не так! – вспылила, забираясь за письменный стол. Не Вархом данная защита, но хоть какая.

– А конкретнее?

– Они опять желтые!

Чему я вообще удивляюсь после тварей с щупальцами и хоботками, фиолетовых ниток и горящих рун?

– Некрасиво? – Рэдхэйвен нахмурился.

– Красиво, – повела плечом, отчаянно моргая. – Наверное.

На самом деле, его глаза меня раньше особо не смущали. Светятся и светятся. Мне ведь с ними не жить?

Но вот теперь, когда вроде как жить… Они, может, еще и как фонарики в темноте могут функционировать?

– Отвечайте честно: вы чудовище? И планируете меня сожрать в первую брачную ночь? – я уткнула руки в бока и чуть выдвинулась из-за стола.

– Не чудовищнее вас, – он устало потер лицо, поморгал, зажмурился… и ко мне вернулись темно-карие радужки. Огхарреть. Ну просто огхарреть. – А в первую брачную ночь я планирую делать с вами кое-что другое, мисс Ламберт. И во вторую… И в третью… У меня на них большие планы еще с Аквелука.

Я переместила руки к лицу и накрыла пылающие щеки. Все-таки он чудовище!

– Как бы вы отнеслись, если бы вас кто-то купил, а потом говорил такие откровенные дикости?

– Ошибаетесь, я ни йоргена не потратил, – он перегнулся через стол и строго поднял мой подбородок к себе. Выдержал убийственную паузу. – Даром взял.

Нет, все-таки суп – это слишком гуманно… Да и морковку я резать не люблю. Нет у меня к тому склонностей.

– Просто откажитесь от меня. Пока я вас подушкой не придушила в первую… или вторую… или третью вархову ночь! – потребовала упрямо. – Возвращайтесь в Хитану, забирайтесь под юбки Ее Величества и живите свою привычную жизнь столичного сноба.

– Боюсь, не получится, моя маленькая зеленоглазая язва, – он оттолкнулся от столешницы, подошел к небольшому деревянному комоду и выдвинул верхний ящик. – Наш с вашим отцом контракт накладывал двусторонние обязательства. Я вляпался так же крепко, как и вы.

С сосредоточенным видом проклинатель – да будь он сам трижды проклят! – выудил из комода аккуратный, миниатюрный кинжал. Вещица явно дорогая, изящная, вся обсыпанная агонитами и какими-то розоватыми камешками. И чудовищно острая.

Рукоять дамского кинжала удобно легла в мою ладонь, и Рэдхэйвен принялся расстегивать пиджак, а за ним и рубашку… Зачем он ее все время при мне расстегивает?!

– Вот сюда, – навел лезвие в центр грудной клетки и слегка надавал, выпуская крошечную бисеринку крови. Обычной, человеческой. Красной.

– Спятили вы в своей Хитане от скуки, сир… – нижняя губа обиженно оттопырилась.

Все-таки мысленно ощипывать столичного квахара – это не то же самое, что по-настоящему.

– Надави сильнее (он очень острый и режет мышцы, как масло), и будешь совершенно свободна.

Острие дрожало на весу, так и норовя соскользнуть в проклятую (точнее, проклинательскую) грудь. И проделать в ней кошмарно глубокую дырку.

– Осмелишься? Дерзай. Такова цена твоей свободы. Не осмелишься – будешь моей, Эйвелин, – «объяснял расклад» королевский мастер, всем видом выказывая равнодушие к собственной жизни. – Только аккуратнее, сама не поранься.

– З-заберите его! – взмолилась, судорожно сжимая рукоять. И во все глаза пялясь на красную каплю, катившуюся по гладкой коже.

Я теоретик. Я вархов теоретик!

– Огхаррели… с-совсем… – задубевшие пальцы дрожали, пока он выковыривал из них кинжал.

– Ты чего так напугалась? Это просто кровь, – отбросил опасную игрушку на стол и сжал мои ледяные щеки.

Притянул лицо к себе, заставляя сфокусироваться на своих глазах. Двух черных точках в кромешной тьме, что захватывала мое сознание. Похоже, я планировала завалиться в обморок.

– Не шутите так больше, – прикусила губу, чтобы она не тряслась так, будто я ехала в разбитом вояжере по местным ухабистым дорогам.

– Обычная игра на доверие, – отстраненно пробормотал проклятый мастер. – Разве не должны будущие супруги доверять друг другу?

– Сами играйте! А меня не втягивайте…

– Сам я уже наигрался, – выдохнул Рэдхэйвен, успокивающе поглаживая пальцами мои холодные щеки.

Глава 26

Глава 26

Даннтиэль

***

Пропыхтев с десяток заковыристых ругательств (явно местных, аквелукских) и снеся бедром несколько книг со стола, зараза сбежала. И Даннтиэль на этот раз не стал ее сдерживать, ловить, зажимать… Он и без того перешел черту, оставив отметины на девичьих руках. Хотел оставить. Чтобы она и через час, и через два помнила, кому принадлежит.

Решение сделать девчонку своей далось ему непросто: оно было связано с серьезными переменами в привычной, устоявшейся жизни. Но Данн его принял сам (поздно пытаться спихнуть вину на проклятие или отравление темным ядом). И будет отстаивать, пока Эйвелин не примирится с неизбежным. Ее неизбежное – он.

Рэдхэйвен подхватил острый кинжал со стола и вернул в ящик комода. Провел пальцами по лежавшей там же ветхой книге, стоившей ему нескольких королевских жалований. Так себе хранилище для бесценных вещей, но он никогда не испытывал трепета перед сокровищами. Он так по-настоящему и не научился ценить жизнь, так что у дорогих безделушек не было и шанса.