Наш человек в Мьянме - Петр Козьма

— Но Маха Бандула был как раз известным щеголем, и на передовых позициях непременно появлялся с красивым золотым зонтиком, — решил блеснуть познаниями и я.

— Ну и чем это все кончилось? — скептически усмехнулся Чжо. — Тем, что британцы специально искали в подзорные трубы этот золотой зонтик. А когда нашли — сделали все, чтобы ни от зонтика, ни от его хозяина ничего не осталось.

— А если бы улицу назвали в честь генерала Не Вина? — спросил я.

— Тогда бы мы точно смогли на ней проехать только на танке…

Наконец мы выехали на Пьи-роуд, одну из двух главных янгонских магистралей. Здесь не было воды, хотя заторы из-за остановившихся в дождь машин были и тут. Начался прямой путь в аэропорт.

Мы без особого труда миновали перекресток Мьинигон («Горка красной земли», если перевести это название с бирманского) с его мрачной черной коробкой недостроенного торгового центра, затем обогнули круг с клумбой посередине и уперлись в Хледан. Это место всегда славится своими автомобильными заторами, даже когда в Янгоне не идет дождь. По иронии судьбы «Хледан» переводится как «Вереница тележек»: на расположенный здесь большой рынок издавна телегами крестьяне из окрестных деревень привозили товар для продажи. Вереницы тележек сегодня сменили вереницы автомобилей, и любой янгонский водитель имеет свою историю стояния в пробке на этом пересечении пяти улиц.

Когда мы миновали затор, Чжо вздохнул свободно. До аэропорта никаких особых препятствий больше не намечалось, и можно было не бояться опоздать на встречу, вернее, на проводы.

Уже темнело. Перед ВИП-подъездом, расположенном в самом начале здания аэровокзала, зажглись фонари, и моросящий дождь создавал вокруг них желто-голубые круги света. Машина остановилась под навесом у входа. Я открыл дверь и встал ногой на мокрый асфальт.

И вот именно в этот момент я понял, что на ботинке лопнула подошва. То есть даже не лопнула, а расползлась, как расползается мокрая промокашка, если ее тянуть в разные стороны. Ощущение было настолько новым, неожиданным и непривычным, что я, видимо, сильно изменился в лице.

— Что случилось? — спросил Чжо, видя, что я замер на месте с лицом человека, внезапно увидевшего в здании аэровокзала прославленного полководца Маха Бандулу с его золотым зонтиком.

— Ботинки… — только и смог сказать я.

Короткий отрезок от машины до входа в вип-подъезд принес мне столько новых впечатлений, сколько иногда можно получить лишь за несколько лет жизни. Оказывается, кожаный верх для ботинок — совсем не главное. Главное — это подошва, сделанная из какого-то полимерного материала. Этот полимер не выдержал мьянманского климата: он просто начал рассыпаться. Причем он разлагался по частям, и с каждым движением ноги при шаге отваливалось несколько новых маленьких бесформенных кусочков.

Я зашел в холл и проковылял к сиденьям, где обычно обслуга ожидала высоких гостей. Чжо сочувственно смотрел на меня как на человека, у которого по меньшей мере сожгли дом и взорвали машину.

— Ничего-ничего, — ободрил меня Чжо, глядя на ошметки подошвы, обозначающие мой путь от входной двери. — Главное — делай вид, что все в порядке. За тобой уберут. Сейчас мы внизу поприветствуем министра и вместе с ним пойдем наверх, в ВИП-комнату… Там посидим и поговорим…

Настало время построиться в шеренгу, мимо которой министр должен был пройти и пожать каждому руку. Я встал со стула и начал перемещаться к месту построения. К этому времени я уже освоился в новой ситуации настолько, что смог избрать оптимальную походку: это была походка лыжника-тормоза. Шаркая ногами по полу, я занял свое место в строю.

Министр был одет в черный костюм, и этим отличался от своих сопровождающих, которые поголовно были в юбках. Сопровождающие должны были остаться в Мьянме, а министр летел туда, где вид мужчины в юбке мог быть истолкован неверно.

Он шел мимо выстроенной для рукопожатия шеренги и здоровался с каждым за руку. И тут я заметил, что шеренга немного сдвигается назад, чтобы дать министру стратегический простор для рукопожатий. А значит — подвинуться назад нужно было и мне, иначе министр просто уперся бы в меня как в фонарный столб. Но тащить ботинки назад значило дать возможность отвисающим кускам подошвы задраться в обратную сторону, сломаться и отвалиться. И не исключено, что передо мной образовалась бы неприличного вида серая кучка из малоаппетитных кусков подошвы.

Поэтому, когда министр приблизился ко мне, я продемонстрировал ему такое замысловатое па, которое сделало бы честь любому марлезонскому балету. Протянув руку для рукопожатия и по мере сил изображая радость от встречи, я начал мелко-мелко семенить ногами, по миллиметру передвигая их назад. Министр пожал мне руку, внимательно посмотрел на меня и переключил внимание на следующие протянутые к нему руки.

Наверх я идти уже не собирался. Во-первых, потому что с меня уже хватило приключений, а во-вторых, я бы все равно пришел туда уже босиком. После того, как министр пойдет наверх, думал я, будет самое время незаметно вернуться обратно, сесть на стул и, не дрыгая ногами, спокойно подождать Чжо.

Реальность, как всегда, превзошла мои самые смелые фантазии. Министр, закончив пожатие рук, вдруг не пошел наверх, а остановился и начал о чем-то оживленно разговаривать с сопровождающими. И тут Чжо решил, что наступил его час.

— Вунчжи, разрешите представить нашего русского партнера, который помогает нам в работе, — сообщил он и начал энергично делать мне приглашающие жесты.

Наверное, моя сардоническая улыбка и походка зомби, с которой я медленно приближался к министру, всерьез его напугали. Министр отступил на шаг, заставив меня сделать еще несколько вымученных танцевальных движений.

— Вы из России? А какая сейчас в России погода? — спросил он меня.

— В России сейчас лето, — тоскливым загробным голосом начал я. — Там сейчас светит солнце…

— Это хорошо, — улыбнулся министр.

— А самое главное, — почти с надрывом произнес я. — Там сейчас сухо!

Видимо, в этот момент министр окончательно понял, что от такого странного типа как я надо держаться подальше. Он быстро пожелал мне удачи и стал разговаривать с кем-то из сопровождающих. А я начал поворот на месте, чтобы двинуться назад.

В этот момент я понял, что повернуться-то я повернулся, но каблук мои движения не повторил. Нужно было или уходить, оставив на полу отвалившийся каблук, или стоять истуканом возле министра как человек, которому от него еще что-то нужно.

Я выбрал первое и двинулся к стульям. Походка лыжника на сей раз осложнилась тем, что одной ногой надо было изображать наличие каблука, который остался где-то позади меня на полу. У любого Штирлица при виде этой картины защемило бы сердце: пастор Шлаг по сравнению со мной показался бы ему великим лыжником. Лунатической походкой я ковылял прочь от этого места.

Внезапно наступившая позади тишина заставила меня оглянуться. Министр и с десяток сопровождающих его людей ошарашенно переводили глаза то на лежащий на полу каблук, то на меня, походкой паралитика удаляющегося с места событий. А траекторию моего движения обозначали выстроившиеся в линию на полу мерзкого вида ошметки разложившейся подошвы….