Голубиная книга анархиста - Олег Ермаков

— У того такие же кролики… Да и тех, говорят, отпустили какие-то ушлепки-работнички. Слух такой прошел вот только что.

Вася молчал.

— Эй, да ты чё, глушенный? — окликнул его незнакомец.

Вася пошевелился, кашлянул.

— Не знаю я…

Он запихнул банку в карман полупальто.

— Стремный ты чел, — сказал незнакомец. — Только меня не проведешь. Я по глазам вижу: в бегах.

Вася начал краснеть. Незнакомец засмеялся.

— Во! Во! Ты уже сам как новозеландец!.. Ну короче, колись. Это вы те работнички?

Вася сглотнул, глядя во все глаза на незнакомца.

— Чё зыришь? У меня нюх на такие дела. Короче, суду все ясно, тьфу, тьфу, тьфу! — Он постучал костяшками кулака по веслу. — Ладно, не бери в голову, до суда и прокурора здесь далече. Но мне по-человечески просто интересно, из-за чего там у вас буча? Из-за бабенки небось? Глаз Мартьян положил на нее, а? Или чего? Базар не вышел по деньгам?

Вася молчал.

— Ладно. Я не продам, не думай. У меня свои дела. Похеру фермер. Просто подумал, что телега гнилая, мол, кролики, работнички. А теперь и сам вижу: вот они.

И лодка наконец причалила.

— Выпрыгни-ка! — крикнул незнакомец. — Мне ж несподручно. Вишь, течением разворачивает, сносит, а там коряги в кустах… Давай!

И Вася соскочил на вязкий берег, схватился за баллон. Ноги его начали утопать в грязи.

— Вот так! — воскликнул незнакомец. — Порядок. Сейчас.

Он встал, оставив весла, и шагнул к носу, склонился над Васей.

— Держи!

И снизу заехал Васе кулаком в подбородок с такой силой, что того сразу отбросило назад и он шлепнулся в грязь. Незнакомец схватил весло, выдернул его из уключины и оттолкнулся от берега. Вася лежал пластом, потом приподнял голову, силясь увидеть незнакомца. И увидел, как тот стоит с веслом в лодке и глядит на Васю. Потом усаживается, вставляет весло в уключину, плюет на ладони и принимается грести. Васина голова снова падает на вязкую землю, как намагниченная. Все качается, словно он еще плывет в лодке. И тело прилипло к земле. Во рту вкус крови. И какие-то крошки. Вася лежит, гоняет языком эти крошки. Сплевывает неловко набок. Потом щупает пальцами и находит эти осколки, подносит к глазам и с любопытством разглядывает…

— Дерьмо… зараза… — шепчет он. — Зубы…

Это окровавленные крошки зубов. Голова гудит. Зубы это что, странно, что голову не проломила такая силища… Вася лежит и смотрит в небо, лазурное небо, где только что проплывали лебеди из Индии, и кричали как будто окликали свою священную реку. И может, сам Вася на этой реке и лежит. И наверное, ему это снилось когда-то или даже сейчас снится. Но только это уже какой-то сверхсон. Небо наливается светом, краской, как будто и там где-то на краю вселенной кто-то кому-то разбил губы, и потекло… Васе совершенно ясно, что все именно так и должно было случиться. Он эту индийскую апрельскую реку давно предчувствовал. Голова гудит, тошно. И Вася почти мертв. Но вдруг шепчет:

— Крласиво… хых-хы-хы…

Это наводит на мысли о том шведском городе: Карлс… как его… Вот его и бросили здесь гуси-лебеди. Занесли в сверхсказку и оставили, а, мол, выбирайся дальше сам. Злые русские лебеди, а не добряки шведской старушки. На самом деле эта сказка так и должна заканчиваться. Это и есть река посреди Святой Руси. Ее он и отыскал. Она прекрасна. И ничего больше не надо.

Но тут он вспоминает об оставленной где-то девице… если она действительно была… Как ее звали? У нее прозрачно-карие глаза, смуглая кожа… спутанные волосы, как у цыганки… Где-то он ее подцепил. На какой-то горе. Она еще какие-то песенки странные поет… Он попал в этот город случайно… Смог вспомнить телефон одного только друга — свадебного фотографа Пашки Косточкина по кличке Никкор, ему и позвонил с чужой мобилы, а он оказался в этом городе на свадебной съемке. Сюда Вася Головкин, он же Фуджи, и поехал, удирая от Обло-Лаяй. Это направление ему и нужно было — на запад, а потом на юг. По реке туда и можно попасть… Никкор дал немного денег… так эта река не индийская?..

Нет, нет. Русская. Река Снов. И на том берегу осталась Валя, Вальчонок.

Вася снова оторвал голову от земли и оглядел реку. Лодки уже не было видно. Кораблик для океанского плавания пропал. Вася оперся на локти, потом на ладони. Над водой летели, крича, чайки. Солнце уже озолотило небо. Это была не кровь. Золото. Вася привстал. Голова сильнее закружилась, снова затошнило. Но он поднялся и тут же упал на четвереньки и так на карачках добрался до воды, хотел зачерпнуть и умыть лицо, но просто сунул голову в ледяную воду.

Фрр!

Он выдернул голову из воды и глядел сквозь брызги. Снова окунул голову, как пьяница с похмелья.

Фрр!

Где Валя?

Он встал, всматриваясь в противоположный берег. И увидел фигурку. Валя. Она размахивала руками…

— …а-а-а-а, — донесся крик ее.

Он улыбался сквозь речные капли, слизывал воду и кровь.

— …а-а-ссс-я-я-я-аа!

— Я здесь, Вальчонок, — пробормотал он и тоже поднял руку, потом другую, замахал. — Ва-а-льчо-о-о…

— Фа-а-а-ся-а!

— Вальчо-о-нок!

Кричали они друг другу, а между ними реяли чайки со злыми голосами и текли и текли мутные солнечно-синие и бурые воды этой реки.

Но что было делать дальше? Вася посмотрел вниз. Он уже утоп по колено в грязи. Нет, это не река Снов… Во сне он давно бы уже легко оторвался от земли и перелетел на тот берег к Вальчонку. Да что к Вальчонку… Если за пару секунд он оказывался где-то в Юго-Восточной Азии с мягкими зелеными горами или у подножия тибетских гор, а однажды в море Баффина, на одном из канадских островов, где было холодно и пришлось развести костер из плавника, в солнечный день, на берегу сверкающего моря, в котором плескалась парочка моржей… И еще эти моржи, взяв курс в открытое море, воскликнули: «Прощайте, сородичи!» Кто-то ведает язык птиц, а он удостоился языка свободных и сильных моржей в солнечном холодном море Баффина. Хых-хы… Или в какой-то избе женщина тонет в воде, что прямо в избе и разлита, и начинаются поминки, ему предлагают тибетского вина, а он возражает, мол, к чему это пить, если можно просто там сейчас же побывать? Взлетает, стремительно мчится и оказывается над горами, скалами, вершинами. И видит на пологом склоне монахов в красных одеяниях, совершающих какой-то танец с чашами, — и в этих чашах вино, но Васю начинает сносить, сносить, как былинку, паучка на паутинке куда-то в сторону, в сторону, и уже он видит Рим.

А то побежал к какому-то обрыву и на ходу сшиб решетку, там была решетка почему-то, — да и взлетел, держа эту решетку. Летел с решеткой, пока не догадался ее бросить. Ему противостояли некие силы. И вскоре он увидел стаю ворон, довольно большую, шумную, злую. Вороны могут и насмерть забить, подумал Вася Головкин и спикировал в железнодорожный туннель. Пролетев в полутьме, вырвался наружу возле какой-то электростанции. Электростанция! Провода-то всегда и мешают воздухоплаванию. А тут — целые пучки расходящихся проводов. Но в этот раз они были на руку. Он решил заманить сюда враждебную стаю. Сидел на рельсах и ждал. Все происходило где-то в безлюдных лесных и речных местах вблизи Архангельска. Наяву он там никогда не бывал… Фермер говорил, что на севере здорово…