Супербомба - Сергей Самаров

Сплошные загадки, решить которые следует как можно быстрее. И не только потому, что дело взял под контроль сам губернатор области и дал распоряжение начальнику областного управления МВД докладывать ему ход расследования.

Интуиция опять помогала капитану Севастьянову и говорила, что во всей этой неразберихе скрывается угроза для него лично. Только какая здесь конкретная угроза скрыта, он пока понять не мог. Он даже как-то интуитивно складывал в общую кучу и сбежавшего из его кабинета старшего лейтенанта Бравлинова, и историю с выстрелом в старшего лейтенанта Соловьева, в которой тоже был замешан Бравлинов...

Но и какое отношение Бравлинов имеет ко всему этому, Севастьянов не знал, хотя мысли раз за разом возвращались к этому.

В таком вот настроении, с раздерганными чувствами и с несформулированными мыслями, состоящими большей частью из вопросов, он и приготовился ехать в областное управление на расширенное оперативное совещание.

* * *

Капитан Рустаев чувствовал себя спортсменом-спринтером, замершим на низком старте в ожидании выстрела судьи-стартера. Знал, как необходимо расслабиться, чтобы стартовать быстро, но и мышцы, и мысли стягивались напряжением ожидания.

И одновременно, как спортсмен хороший, Рустаев понимал, как необходимо взять себя в руки и сосредоточиться только на одном, чтобы не допустить ошибку – не сорваться со стартовой линии раньше времени и не опоздать, когда другие момент поймают. Но он сосредоточиться не мог, потому что не мог не думать о жене, лежащей сейчас там, далеко, за две тысячи километров от него, под аппаратурой искусственного поддержания жизни. И еще знал, что вечно она так пролежать не может. Необходимы деньги на операцию. Он даже живо представлял себе, как Ольга тихим голосом говорит врачу: «Мужу скажите. Веня все может». Она всегда была уверена в нем, всегда считала, что он может все. И даже его этими словами заставляла делать то, что он сам сделать не мог. Но после ее слов делал. Она была уверена в муже. Уверена в том, что он – единственный человек, который может ее спасти. А он только два часа назад держал в руках сумму, вполне достаточную, чтобы оплатить и операцию, и перевозку. Испытывал желание взять, но не взял. Кроме того, капитан Вениамин Рустаев, подписывая протокол досмотра и прилагаемый к нему акт, не мог не обратить внимания на то, что старший лейтенант Каширин не вписал в акт почти двести тысяч долларов, что были найдены в больших и многочисленных карманах Алиахмета Садоева. Более того, Рустаев видел, как старший лейтенант время от времени шептался то с одним офицером группы, то с другим, а после этого ловил на себе непонятные или, наоборот, очень даже понятные взгляды этих офицеров... И естественным было предположить, что разговор шел о деньгах и о жене капитана. Деньги террориста и убийцы могли пойти на спасение жизни Ольги. Их просто необходимо было взять, и никто бы слова не сказал... Никто бы просто старательно не заметил этого... Но для действия необходимо было набраться смелости. Смелости капитану Рустаеву всегда хватало. Ему хватало даже отваги, боевой отваги, и это было многократно проверено делом, но здесь нужна была совсем другая смелость. Смелость переступить через свой долг, через ответственность командира группы. Минутами казалось, что он решился и готов уже протянуть руку к ящику письменного стола, куда Каширин небрежно деньги бросил. Сумку с двумя миллионами долларов увезли, предварительно даже не пересчитав повторно при передаче, в управление ФСБ. А эти лежали здесь... Их можно было сдать, составив дополнительный акт, а можно было и не сдавать. И никто из офицеров группы не напоминал о том, что деньги, доллары, необходимо сдать... Не напоминали, потому что понимали, как необходимы сейчас эти доллары ему, капитану Рустаеву, и, может быть, даже надеялись, что он создаст прецедент. Никто не осудил бы его за такой поступок. Никто не осудил бы, но никто и не решился пока предложить это сам. Одно бы слово, кем-то произнесенное, потом взгляд капитана поочередно в глаза каждому, чтобы прочитать общее решение, и все. Но слова никто пока не произнес.

При этом капитан Рустаев прекрасно понимал, как опасны прецеденты. Здесь случай очевидный. Потом у кого-то может произойти случай чуть менее очевидный. Потом все менее очевидные. А потом это перерастет в способ заработка, который невозможно будет контролировать. В условиях боевых действий это происходит, и на это смотрят сквозь пальцы. Здесь тоже идут боевые действия, и в то же время – нет. И потому создавать прецедент Рустаев опасался. Но деньги тем не менее ему были нужны непременно, и другого пути добыть их у него не было. Отсюда и растерянность, и путаница мыслей в самый ответственный момент операции.

* * *

За окном послышался быстро приближающийся звук автомобильного двигателя, потом взвизгнули тормоза. Тормозные колодки на всех машинах меняли накануне операции, и у всех тормоза поскрипывали. Но Рустаев знал, кто приехал. Старший лейтенант Каширин привез Агента 2007, и это сразу отвлекло капитана от болезненных мыслей. Сережа уже был настроен на работу, что читалось в его глазах.

Здесь же, в бараке, отведенном спецназу, сидел за ноутбуком и лейтенант из группы подполковника Ставрова. Ноутбук через систему GPRS был постоянно подключен к спутнику контроля за телефонными разговорами, и лейтенант из-за стола не выходил, ожидая нового сигнала.

– Народ свой разогнал? – спросил Бравлинов, обратив внимание, что в бараке присутствует только половина группы.

– Присматриваются к казино, встречают «наружку», приглядывают за Севастьяновым. – Рустаев с ходу начал вводить старшего лейтенанта в курс дела. – Есть интересное новое сообщение. Я тебе, кажется, говорил, что по просьбе подполковника Ставрова взяты под контроль все самолеты «L-200» на территории России. Так вот. Из Брянской области в соседнюю с нами область с коммерческим рейсом вылетела одна такая машина. Странный рейс. Слишком далеко для такого самолета. Скорость мала – лететь придется долго. Ему дважды придется дозаправляться. Какой может быть цель, если только этот полет имеет отношение к нашему делу?

– И Брянск к тому же слишком близко к границе. С той же Прибалтикой близко, – добавил старший лейтенант. – Хотя до Прибалтики... Тоже не в соседнюю область заглянуть. Через Смоленскую область, потом через Псковщину.

– И не это самое интересное. – Рустаев поднял указательный палец восклицательным знаком. – Самое интересное в том, что самолет зафрахтовал человек, по документам стопроцентный русский, москвич, но говорящий с едва заметным акцентом, предположительно прибалтийским. Некий Петровский Юрий Юрьевич.

Капитан с удовольствием включился в обсуждение текущих вопросов, чтобы вырваться из замыкающегося круга своих мыслей о деньгах. И готов был, казалось, о чем угодно говорить, чтобы из этого круга выйти.

– Транспортировка товара? – предположил Бравлинов. – Отсюда – туда.

– Сомневаюсь. Ты этот «L-200» хоть раз видел?

– Нет.

– Я видел пару раз, хотя не летал. Однажды даже колесо попинал. Просто воздушное такси. Пятиместный. Удобный салон. Но туда больше ящика гранат не положишь. Да и то – на заднее сиденье вместо пассажира. Можно, конечно, и на переднее. Транспортировка бомб объемного взрыва исключена. Слишком тяжелые. Бомбардировщик несет только одну такую бомбу, а у нас в наличии, то есть в отсутствии целых две.