Вавилонские книги. Книга 3. Король отверженных - Джосайя Бэнкрофт

– Подожди, Ирен, дорогая, не надо!

Но Ирен уже устремилась вперед, оттесняя лакеев и гувернанток к стене. Она обогнула край ширмы, проскользнула мимо швейцаров, которые даже не успели возразить, и с грохотом спустилась в главный зал. Ирен на самом деле двигалась не думая. Она лишь представляла себе, что сделает с принцем. Схватит его за ногу и будет мотать из стороны в сторону, пока он не превратится в окровавленный мешок с желеобразными костями. Оторвет ему голову, выльет мозги и потопчется в луже. И если кто-то встанет у нее на пути, она убьет и его тоже. Она убьет их всех.

Ирен раздвинула толпу, как трещина в земле. Толкнула белокурого лорда, и он, качнувшись на каблуках, плеснул себе в лицо из собственного бокала. Когда путь ей преградила чья-то осиная талия, она проскочила мимо, от чего дама закрутилась, как волчок. Ирен отдавливала пальцы, наступала на юбки и разбивала танцевальные пары, ничего не замечая и не извиняясь.

Она так напугала Волету и принца, что оба подпрыгнули. Ирен сердито посмотрела на них сверху вниз, тяжело и сердито дыша.

– Я думаю, ваша лошадь готова, миледи, – сказал принц, пытаясь за шуткой скрыть испуг.

Придя в себя, Волета хлопнула в ладоши:

– О, ты как раз вовремя, Ирен! Как раз вовремя! Мне нужен мой календарь. Принц Франциск только что пригласил меня присоединиться к нему в его ложе в «Виванте» завтра вечером. – Волета сделала паузу, чтобы изобразить перед принцем неглубокий реверанс. – Сирена дебютирует в новой пьесе. Я сказала, что очень хочу ее послушать. И его высочество также пригласил меня на вечеринку после представления. Разве это не замечательно с его стороны?

Волета умолкла, но продолжила общаться с Ирен движением бровей, говоря: «Успокойся. Все в порядке. Это работает в нашу пользу».

Ирен немного смягчилась, осознав сообщение Волеты. Она не могла заставить себя извиниться, но все же склонила голову.

– Мы не можем допустить, чтобы вы сказали Сфинксу, что мы – немузыкальный клан, – сказал принц Франциск, изучая внушительную гувернантку, словно пытаясь определить ее вес на глазок. – Если Сирена не сможет оправдаться за всю нашу музыку перед вами, леди, то и никто другой не сможет.

– И я с нетерпением жду ее оправданий, ваше высочество! – весело сказала Волета.

Волета закрыла дверь спальни за все еще бормочущей Ксенией, посмотрела на Ирен и раздраженно спросила:

– О чем ты думала? Вот так напасть на принца, на глазах у половины кольцевого удела?

– Не знаю! – Ирен сорвала с головы парик и швырнула его в зеркало туалетного столика. Она действительно не знала, что на нее нашло. Она вообще ни о чем не думала. Она действовала, повинуясь внезапному и настойчивому инстинкту. – Он нападал на женщин!

– В каком смысле? – Волета плюхнулась на пол и начала расстегивать ремешки туфель.

Ирен пересказала услышанную от Энн историю о трагической кончине горничной на борту корабля принца. Слушая, Волета повесила платье на плечики и спрятала туфли в кофр.

– Ну и откуда мне было все это знать?

– Я не знаю! – прогремела Ирен.

– Тогда почему ты кричишь на меня?

Ирен вскинула руки и уронила, как будто признавая себя побежденной. Затем она заговорила снова, тихо и сдержанно:

– Потому что завтра тебе не следует туда идти.

– Конечно следует! – Волета натянула ночную рубашку. – Ведь мы ради этого и страдаем. Ради этого ты носишь парик тряпичной куклы, а я хлопаю ресницами перед ядовитой жабой. Если завтра я смогу хоть на минуту остаться наедине с Марией, все закончится. К утру мы снова будем на корабле, а к обеду – в воздухе, и Сенлин с женой наконец-то воссоединятся. И вот что я тебе скажу: после такого мы все заслужим медовый месяц! Я выйду замуж за Писклю, и мы не будем заниматься никакими домашними делами в течение недели. Мы будем лежать в постели весь день и бегать по кораблю всю ночь.

Ирен ощутила в горле жгучий ком, такой незнакомый, что ей потребовалось мгновение, чтобы понять: это – подступающие слезы.

– Тебе стоит поумерить надежды.

– На что?

– На то, что Мария вернется с нами.

Волета затрясла головой – сперва чуть-чуть, но по мере того, как она говорила, все сильней и сильней.

– Всего через два дня я уже не могу терпеть это дурацкое место. Представьте себе, что она должна чувствовать после года! Она наверняка захочет уйти. Она ухватится за эту возможность. И я это знаю. Я знаю!

Ирен присела на край кровати. Она вдруг почувствовала себя опустошенной и очень старой. Она ненавидела это ощущение.

– Я провела последние два дня, беспокоясь о том, сможешь ли ты это сделать. Сможешь ли справиться со своим темпераментом и вписаться в компанию на вечеринках? – Она усмехнулась. – Мне следовало бы побеспокоиться о себе.

Волета села рядом с подругой. Этим вечером она накрасилась сама, и у нее получилось гораздо лучше. И все равно Ирен не понравилось. Она не понимала, почему женский макияж по цвету напоминает синяки и кровь и почему напудренные лица бледны, как у трупов.

Она вытерла румяна Волеты краешком своего передника.

– Не нравится мне этот принц. Он опасен.

– Так и есть, – согласилась девушка, терпя, пока амазонка вытирала ей щеки. – Но не забывай, Ирен, – мы тоже опасны.

На следующее утро Волете не принесли завтрак в постель. Вместо этого ровно в восемь появилась горничная и сообщила, что маркиз попросил леди присоединиться к нему за завтраком в столовой через час.

Волета сама получила это сообщение, потому что Ирен все еще сидела на кровати и пыталась застегнуть пуговицы на платье-униформе.

– Плохо спалось? – просила Волета.

– Нет. Все время просыпалась, чтобы посмотреть, не улизнула ли ты снова.

– Ну нет. Я спала всю ночь, как мурлычущий котенок.

– Верю. Видела, – сказала Ирен, зажмурив покрасневшие глаза.

Волета предложила Ирен поспать еще несколько часов. Когда амазонка воспротивилась, Волета напомнила, что она не нужна для завтрака с маркизом и Ксенией, но понадобится для вечера с принцем. Приняв эту логику, Ирен откинулась на кровать, все еще одетая в наполовину застегнутую униформу, и мгновенно захрапела.

Волета не знала, чего она страшилась больше этим утром: застрять за столом с маркизом или получить раннюю почту. Она знала, что их дело выигрывает от шумихи, которую подняла из-за нее «Ежедневная греза», но не могла вникнуть в суть. Она не была новостью; она была в лучшем случае начинающей звездой в городе, полном знаменитостей-любителей. Наверняка существовали преступления и несправедливости, больше заслуживающие внимания общественности.