Бег по лезвию клинка - Влад Стрикс

Глаза битой собаки. Это я о нашем невольном помощничке. У таких плюгавцев очень хорошее ощущение относительно того, когда им действительно грозит скорая смерть. Только способность чуять ее не придает им сил. Наоборот, холодное дыхание небытия окончательно лишает их воли к жизни. Да, тот самый инстинкт жертвы, свойственный травоядным в животном мире. Тот самый, из-за которого я чуть было не подмял под себя хилую волю одного из охранников в самом начале Игры. Тогда лишь вмешательство Гарда Холбика помешало мне. Сейчас же не мешало ничего.

Но я ведь и не стремился взять его под контроль, мне это было совершенно не нужно и даже противно. Противно? Да, так и есть. Вот он, еще один фрагмент мозаики. Хищникам ведь тоже наряду с азартом охоты наверняка противно, когда жертва съеживается и перестает сопротивляться.

Чуть изменим ситуацию…

— Держи, — бросил я пистолет сжавшемуся в комок паники и страха сотруднику Корпуса. Естественно, на предохранителе. — У тебя есть шанс остаться живым и даже отличиться.

— Не убивайте… Все сделаю, все…

Пистолет так и остался лежать рядом, его лапка даже не протянулась в его сторону.

— Вот оружие. Тебя, гнида, учили им пользоваться. Обойма полная, так что есть шанс или меня переиграть в скорости, или просто под прикрытием стрельбы смыться. Слово даю, я тебя преследовать не буду.

— Бесполезно, Крест, — поморщилась Лио. — Серый цвет лица, закатившиеся глаза… Предсмертный ужас. Сейчас его не убьют, так сам помрет. Такие могут лишь бежать. Их главная цель… Бежать!

Команда. Прозвучала та самая четкая команда, дающая сигнал к действию. Ни малейшей магии, только ясно оформленный приказ. Такой мог отдать любой человек, умеющий подчинять и не желающий подчиняться сам. Что уж говорить о Пламенеющей — для нее это было пустячком, мелким и совершенно несложным.

Бегущий от пули, бегущий от клинка, бегущий от самого себя. Убежавший от своей человеческой сущности. Что ж, я действительно хотел дать шанс, пусть даже это его не заслуживало. Стрелять громко, а вот нож в самый раз. Тяжелый армейский нож, равно предназначенный как для ближнего боя, так и для метания, натужно распарывает воздух. Да, не совсем для метания… Планировал точно под лопатку, а смазал на палец вправо. Нет, результат все равно детален, но неприятно. Вот что значит использовать не подогнанное под себя оружие.

Оружие, оно ведь как кисть для художника, резец для гравера… Оно неповторимо, как красивая, изящная девичья фигура. Никто ведь не будет с медвежьим ревом хватать понравившуюся девушку в охапку и «тащить в пещеру». Надо узнать получше, определить, что нравится, какой подход требуется… И оружие, оно столь же уникально, как человек, особенно холодное. Хотя и с огнестрельным тоже свои сложности.

М-да. Этот нож оказался довольно своенравен. Да и не под мою руку делался, сразу видно.

— Чувство, что в грязь наступил, — пожаловался я, отправляясь убирать тело и возвращать вошедший по рукоятку нож. — Когда с Гончими насмерть хлестался, такого в помине не было…

— Они — воины. Это — жертва. По нутру своему жертва, даром что в форме.

Жертвы… Что заставляет их быть ими? Вопрос, ответ на который найти неимоверно сложно. Каждый изначально имеет выбор, каким путем идти в этой жизни. Путь Воина, путь Палача, путь Жертвы, еще несколько вариантов. На каждом пути есть множество дорог и тропок. Иногда они идут параллельно, иногда перекрещиваются и вновь расходятся. Сложное переплетение судеб и духа человеческого… Чем более трудна выбранная нами дорога, тем к большим достижениям она способна привести. Я не о деньгах и прочей мишуре, этого, как правило достигают как раз… жертвы. Особенно в мире, подобном моему.

Покорность, готовность подчиняться, холуйствовать перед вышестоящими по служебной лестнице — вот краеугольные камни так называемого успеха в обществе и быстрой карьеры. А что внутри? Пусто, только вздуваются зловонные пузыри зеленой трясины и ощущается смрад разложения. Примерно так могла бы предстать картина душ подобных существ. Они сами уничтожают свой дух, волю, гордость и при этом считают, что чего-то достигли. Но, уничтожая эти черты, изначально заложенные в каждом, люди освобождают больше места для другого… Пусто место свято не бывает.

Жертвы. Они вечно бегут, и бег этот не имеет конца и края. Бег на месте, бег по кругу, бег в никуда. Это не бег по лезвию клинка, где есть риск и огонь вокруг, совсем нет. Это паника, страх и ужас, воплощенные в серой пустоте… Серый — это цвет тех, кто продал честь и гордость за пованивающие тленом «ценности».

— Уходим отсюда, философ ты мой… Нас сегодня ждут в одном доме.

— Никуда они не денутся, — отвечаю я, стряхивая легкую пелену подобравшихся слишком близко невеселых раздумий. — Место встречи неизменно и обжалованию не подлежит.

Дом Клайва Шепарда. Хороший домина, роскошный, прямо-таки произведение искусства. Три этажа, пара изящных башенок, какого-то бежевого оттенка краска или покрытие. Не в моем вкусе, но тут уж каждому свое. И, как я понимаю, непременный атрибут — охрана. Сомнительно, что он ограничился одним телохранителем, ой сомнительно!

С другой стороны, вряд ли Шепард решит окружить дом кольцом боевиков из Службы Социоэтики. Вряд ли он всерьез верит, что я сунусь сюда. С чего бы? Это Олаф знает, что ожидать можно всего. Но скажет ли своему номинальному начальству — это большой вопрос. Не нужно ему такое откровение, а то мало ли, вдруг у Шепарда в мозгах прояснится, и поймет он, что его как марионетку используют. Единственный риск заключается в том, что Серлафсон может отозвать своих клевретов, посчитав дальнейшую опеку Шепарда лишней. Хотя, с его бы? Нет у него информации о моих намерениях, и быть не может.

Так… И что мы имеем? Парный пост рядом с территорией дома, но это как раз ничего угрожающего. Нейтрализовать этих двух красавцев сложным не будет, даже если стрелять до поры не рекомендуется. Изъятая форма тут поспособствует. А что… Подошел как бы по делу, маскируя одеждой истинную суть, да и разобрался раз и навсегда. Только кепку форменную козырьком на глаза, дабы мгновенно не опознали. Разумеется, охране вряд ли даны указания именно относительно меня, но мало ли, однозначно портреты по телевизору наблюдали.

— Напролом?

— Да, Лио, благо внешний вид позволяет. Как говорится, наглость — это второе счастье, плавно переходящее в первое достоинство. Только эту парочку надо без шума уработать, а внутри могут быть разные сюрпризы.

— Та-ак…

— Ты что, запамятовала, что Чезаре, этот лжедворецкий, очень грамотный подрывник. А у взрывников есть одна особенность — не могут они устоять и обойтись без нескольких пакостных сюрпризов. Просто так, на всякий случай. Тебе это не грозит, а вот мне повнимательнее надо быть.

— Проверю, — угрожающе молвила Пламенеющая. — Я любую странность обнаружу и, если что, лично этому подрывнику в глотку его же бомбу засуну.

— А разговаривать он тогда как будет?