Чужой сын - Сэм Хайес

Тот кивнул и, пошатываясь, побрел дальше.

— Господи, Броуди, мне что, самой пойти за этими чертовыми бенгальскими огнями? Неужели обязательно быть таким мрачным? Ведь Новый год.

— Ладно, ладно, сейчас принесу.

Броуди повернулся и наткнулся на стеклянную дверь, отделявшую террасу от гостиной.

— А можно не устраивать сцен? Люди подумают, что ты пьян.

— Я не пьян. — Он повернул налево и, скользя ладонью по стеклу, толкнул дверь и вошел внутрь.

— Бенгальские огни в холле, — крикнула Кэрри. — Нэнси поставила там огромную корзину со всякими штуками для детей. — Она повернулась к Максу: — Дорогой, может, догонишь папу и поможешь ему? Он точно остановится поболтать с кем-нибудь, а ты ведь не хочешь ждать тут целую вечность, да?

Макс послушно кивнул.

Кэрри наклонилась к нему и поцеловала в шапку:

— Беги, родной.

Кэрри видела, как Броуди с кем-то разговаривает. Даже до корзины с бенгальскими огнями не дошел. Макс взял отца за руку и потянул вперед. Кэрри отвернулась, чтобы поболтать с Мишель и Жаном, которых Престон специально выписал из Парижа.

— Отличная вечеринка, — похвалила Кэрри, зная, что Мишель считает себя лучшей устроительницей таких мероприятий. Кэрри не бывала ни на одной из ее парижских вечеринок, но решила, что они наверняка столь же ужасны, как и платье Мишель.

— Мама, — Макс с улыбкой тянул за собой отца, — мы принесли бенгальские огни.

— Умница, только не перебивай, когда мама разговаривает. — Кэрри снова повернулась к Мишель, но тут в нее врезался Броуди, расплескав вино. — Боже, Броуди, поосторожнее. — Кэрри была вне себя от злости, но сумела послать мужу нежную улыбку, отряхивая капли с пальто.

Мишель, состроив недовольную гримасу, удалилась.

— Видишь, что ты наделал, Броуди? А нас могли бы пригласить в Париж. Думаю, твой отец пьян, Макси. — Кэрри вздохнула и огляделась в поисках новых собеседников. В небе продолжали взрываться фейерверки.

Макс зажал варежками уши и закричал:

— Папа не пьяный, папа слепой.

— То есть ты решил, что не надо мне говорить? Думал, что если молчать и ничего не делать, то все будет хорошо, само как-то наладится?

— Но ведь мы с тобой всегда именно так и поступаем, разве нет? — холодно спросил Броуди.

В приемной пахло лилиями. Неужели его обоняние уже пытается компенсировать потерю зрения? И что, скоро он будет слышать, как в соседней комнате падает на пол булавка?

— Ох, прекрати говорить глупости. На прошлой неделе в это время ты еще машину водил. Я даже не знаю, как…

Кэрри замолчала, потому что в приемную кто-то вошел. Конечно, Броуди был признателен жене за то, что она велела своему секретарю записать его на прием к самому известному лондонскому офтальмологу, но его вполне устроил бы и врач из местной поликлиники, если бы сказал, что через несколько дней зрение вернется, что это лишь временная проблема и, разумеется, он сможет видеть, как растет и взрослеет его сын, сможет видеть лицо жены, когда они будут заниматься любовью. С ним не могло такого произойти.

Броуди вздохнул и признался, что давно не садился за руль, просто Кэрри ничего не замечала из-за своей занятости.

— Когда стало совсем плохо, я брал такси или ездил на автобусе. Давай просто подождем, что скажет врач.

Броуди вытянул ноги и глянул вниз. Сегодня он не видел даже неясного контура ботинок, да что там — он не видел практически ничего. Уже несколько месяцев мир постепенно расплывался перед его глазами, затягивался туманом. Поначалу он не обращал на это внимания — просто неприятное чувство, что ночь наступает слишком рано, что перед его глазами задернули штору.

— Если этот парень мне не поможет, пойду в ближайшую больницу.

— Броуди…

— Профессор Квинелл, проходите, пожалуйста, — сказала медсестра.

Броуди встал и покачнулся. Кэрри поддержала его, и он был благодарен ей за это. Она шагала слишком быстро. Он слышал, как она болтает с медсестрой об ожидающемся снегопаде. Интересно, станет ли мир хоть чуть светлее, когда выпадет снег, спросил себя Броуди.

После проведения электроретинографии, длительной и неприятной процедуры, доктору Кливленду понадобилось два часа на то, чтобы поставить диагноз. Кэрри сначала ждала в приемной, потом переместилась в кафе по соседству. На улице у нее несколько раз попросили автограф. Она отгоняла поклонников взмахом руки.

— Новости, я боюсь, неутешительные, — сказал доктор Кливленд, изучая результаты обследования. — Нам нужно еще сделать несколько анализов крови, чтобы уточнить генетические факторы, но я практически уверен, что у вас болезнь под названием хороидеремия, профессор.

— Как она лечится? — быстро спросила Кэрри. — Капли? Таблетки? Что?

Все-таки очень не вовремя. Ведь понадобится сиделка, и дома надо как-то все по-новому обустроить. А у нее совершенно нет времени. Господи, и как он мог запустить болезнь?

— Боюсь, она неизлечима. Если я прав, то этот недуг заложен в вас с рождения, он генетический. Ваша мать была носителем.

— Вот видишь, — сказала Кэрри. — Если бы ты занялся этим раньше, все можно было бы предотвратить.

— Нет. Тут вы не правы. Повторяю, болезнь неизлечима. Подвержены ей только мужчины, и, как правило, слепота наступает еще в юном возрасте. Носителями болезни являются женщины, и они передают ее по мужской линии.

Кэрри сразу подумала о Максе.

— Но отцы не передают Х-хромосому своим сыновьям. Вашему мальчику ничего не грозит. Будь у вас дочь или если бы вы планировали еще детей, я бы посоветовал обратиться к специалистам по генетике.

Мысль завести второго ребенка не приходила Кэрри в голову. «Правда в глаза» в эфире всего несколько месяцев, но она уже стала звездой. И Кэрри желала закрепить успех, а это означало, что необходимо вкалывать круглые сутки. О втором ребенке и речи не могло быть.

— У нас не будет дочери, — сказала она.

Броуди повернул к ней голову и холодно осведомился:

— Ты уже все окончательно решила, да?

— Мистер Квинелл, вам придется приспособиться к новой жизни. Честно говоря, я даже не представляю, как вам удалось так долго обходиться без помощи. Ведь зрение ухудшалось уже довольно давно.

Броуди кивнул. Кэрри взяла его за руку. Ей было жаль — и его, и себя. Как все-таки не вовремя.

— Больные хороидеремией часто отрицают свое состояние. Человеку очень трудно смириться со слепотой.

— То есть вы хотите сказать, что он ничего не видит? Совершенно ничего?

— Насколько я могу судить, в левом глазу еще присутствуют незначительные остатки периферического зрения, правый же полностью слеп. Я прав, мистер Квинелл?