История шпионажа - Санш Де Грамон

Советская сторона настаивала, что самолет Пауэрса был сбит на высоте 68 000 футов (20 км). Хрущев неоднократно заострял на этом внимание, а на суде главный прокурор СССР Роман Руденко, известный своей проницательностью во время допросов, сделал все возможное, чтобы убедить людей в правильности советской версии. Сам Пауэрс высказывался по этому поводу довольно неясно. Он не противоречил советскому прокурору, заявляя, что был сбит на меньшей высоте, но и сам не сказал, что ракета поразила У-2 именно на высоте 20 км.

«Р у д е н к о. На какой высоте был Ваш самолет во время попадания ракеты?

П а у э р с. На максимальной — 68 000 футов».

Существует огромная разница между утверждением и выводом. Позже Руденко задал тот же вопрос еще раз, «для прояснения». Ответ Пауэрса был другим.

«Вопрос. Именно на этой высоте, 68 000 тысяч футов, Вас и сбила советская ракета?

Ответ. На этой высоте в самолет что-то попало.

В о п р о с. Вы сказали, что в Вас что-то попало?

Ответ. Да, но я не знаю, что это было. Я не видел.

Вопрос. Но высота была эта?

Ответ. Да».

Затем Руденко зачитал доклад майора Воронова, командира установки, сбившей У-2: «Когда самолет вошел в зону поражения на высоте более 20 км (около 68 000 футов), была выпущена одна ракета, которая и уничтожила цель. Попадание в цель было зафиксировано приборами, а несколько позже и на постах визуального наблюдения заметили падающие обломки и парашютиста. О результатах запуска было доложено командованию, и были предприняты меры по задержанию пилота».

Доклад майора, выразительно прочитанный Руденко, был прекрасной пропагандой силы советских ракет, которые могли поразить цель на высоте 68 000 футов с первого запуска. Эксперты, однако, не доверяют теории об одном запуске, отмечая, что зенитные ракеты запускаются не по одной, а залпом. С технической точки зрения, тот факт, что У-2 был сбит на высоте полета, не представляется невозможным. В США есть ракеты класса «Найк-Геркулес», которые могут поразить цель на высоте 100 000 футов (30 км). Более старая модели, «Найк-Аякс», может поражать цель на высоте 70 000 футов (21 км). В Советском Союзе тоже есть такие ракеты, и вполне возможно, что ими и был сбит самолет Пауэрса. Но остается фактом, то что Пауэрс сообщил на базу о срыве пламени, то что за его самолетом наблюдали до того момента, как он снизился до высоты 30 000 футов (10 т. м), а также то, что обломки самолета были настолько в хорошем состоянии, что русские даже боялись их показывать.

Фальшивые обломки У-2, сначала показанные русскими, были обломками самолета Ту-104, потерпевшего катастрофу под Свердловском тремя месяцами раньше. В катастрофе погибли члены официальной китайской делегации. Конструктор У-2 Джонсон уличил на фотографиях подделку, указав на разницу между тяжелыми обломками самолета и легкой конструкцией У-2. Позднее обломки настоящего У-2 были выставлены на обозрение в московском парке имени Горького. Большинство разведывательного оборудования было не повреждено, не пострадала и хвостовая часть, за исключением отсутствия руля направления. Больше всего повреждений было на крыльях. Американские эксперты, видевшие обломки, утверждали, что крылья были отделены от самолета уже на земле.

Желание советской стороны доказать, что самолет Пауэрса был сбит на высоте 20 км, было снова продемонстрировано уже после суда над ним. Отец пилота, Оливер Пауэрс, присутствовавший на суде, сказал в Нью-Йорке, что он пришел к выводу, что его сына вообще не сбивали. Через несколько недель газета «Нью-Йорк таймс» опубликовала письмо, якобы написанное Пауэрсом, в котором он опровергал сказанное своим отцом:

«Очевидно, отец неправильно понял ответы, которые я давал на вопросы, задававшиеся мне на суде. Я хотел бы прояснить это недоразумение, сказав, что, хотя я и не видел предмета, вызвавшего взрыв, я уверен, что это не был взрыв самолета. Показания всех приборов в кабине были в пределах нормы до того момента, когда я почувствовал и услышал взрыв. Когда я оглянулся, я увидел оранжевую вспышку. Я не могу быть полностью уверен, но я полагаю, что взрыв произошел сзади и справа от самолета. Я не почувствовал какого-либо удара о самолет, поэтому я полагаю, что повреждения были вызваны взрывной волной».

Может быть, это письмо не было инициативой Пауэрса, а он только расписался под документом, приготовленном в интересах советской пропаганды.

Гораздо ближе к истине тот факт, что в 8.30 утра майор Воронов и его отделение, состоявшее из восьми человек, находились в актовом зале военной базы под Свердловском. В это время раздался сигнал тревоги. Вскоре был замечен У-2, и из Кремля поступил приказ открыть огонь. Отделение открыло огонь в 8.53, и взрыв одной из ракет скорее всего нанес повреждения падающему самолету. Позднее всему подразделению были вручены ордена Красного Знамени.

Когда Пауэрс выпрыгивал из самолета на высоте 4 километров, то совершал первый в своей жизни прыжок с парашютом. Он неумело приземлился на спину на берегу ручья, миновав, к счастью, линию высоковольтной передачи. Он приземлился на территории совхоза, в двадцати милях от Свердловска. Работники совхоза, слышавшие взрывы, увидели спускающегося Пауэрса и подобрали его, когда он приземлился.

Один из них, Владимир Сурин, сказал, что услышал шум во время завтрака. В небе он увидел белый дым, а позже заметил «белый круг, который опускался все ниже и ниже, белый зонт с черной фигурой под ним». Леонид Чужакин, работавший в совхозе водителем, присоединился к Сурину, и они отправились к тому месту, где должен был приземлиться Пауэрс. Сурин вспоминал: «В этом месте поля, лес и река. Мы боялись, что он упадет на провода». Когда Пауэрс приземлился, там было уже 6–7 человек. Один из них, ветеран ВВС, помог Пауэрсу свернуть парашют. Остальные помогли пилоту встать на ноги и сняли с него большой шлем. У Пауэрса был кровоподтек на лице и небольшая царапина на лодыжке; в целом, он не пострадал.

Частью его экипировки был шелковый шарф с надписями на четырнадцати языках, включая русский, с помощью которого Пауэрс мог выражать такие мысли, как: «Вы получите вознаграждение, если поможете мне». У него также были деньги, нож, пистолет и капсула с ядом. Он, однако, ничем этим не воспользовался, сказав вместо этого, по словам одного из крестьян, «какую-то фразу на непонятном языке».

Сурин вспоминал: «Мы спросили его, кто он, но он не ответил. Мы поняли, что он иностранец. Это встревожило нас, и Анатолий Черемисин забрал пистолет, висевший у него на поясе. Знаками мы спросили его, один ли он. Он ответил, тоже знаками, что он был один. Поняв это, мы решили задержать его». Позже Сурин говорил: «Когда мы узнали, кем он был, мы удивились нахальству империалистов».

Рабочие посадили Пауэрса в машину и повезли в правление совхоза. Пауэрс жестами показал, что хочет пить, и задержавшие его попросили какую-то женщину принести воды. Ему задавали вопросы на немецком, но он их не понимал и качал головой. Никто из русских не говорил по-английски, и в тот же день Пауэрса доставили в Москву, где он был допрошен на Лубянке. В то же время были собраны обломки У-2, которые, как сообщается, были разбросаны на территории 12 квадратных миль (19 кв. км). Они были доставлены в Москву, чтобы Пауэрс мог опознать их.