Паутина прошлого - Виктория Щабельник

— Я рад, что ты не повторил ошибки своего отца, — тихий голос, почти шепот нарушил тишину.

— Я не повторяю ошибок. Тем более, чужих, — Макс говорил спокойно, но я слишком хорошо успела его узнать, чтобы понять — он достаточно напряжен, и в любую минуту ждет нападения.

— Понимаю твое отношение к Страннику. Впрочем, могу даже предположить, что чувствовал твой отец, когда держал его в руках.

— Вы получили что хотели, — перебил говорившего Макс. Я чувствовала его нетерпение.

— Ах, да. Чуть не забыл, — в тоне говорившего проскользнуло понимание, — с тебя снята судимость. Ты полностью оправдан. Как решишь жить дальше, решать тебе. Но лучше не вставай у нас на пути.

— У нас разные пути, — произнес Пахомов.

— Постой, — было понятно, что его собеседник привык отдавать приказы, — поскольку последний из убийц твоего отца недавно отдал концы в больнице, а милиционер объявлен пропавшим без вести, я бы хотел поинтересоваться, что ты намерен делать с девкой? Ты чист, пока, но достаточно ей вякнуть…

— Я сам решу, что с ней делать, — я вздрогнула от холодной ярости, прозвучавшей в его голосе.

— Твое право. Глупо наступать на одни и те же грабли. Подумай и прими правильное решение.

С этими словами человек отошел от Макса, и я поняла, что мне пора возвращаться в машину. Мне удалось добежать и залезть на заднее сидение, притворившись спящей, как передняя дверца приоткрылась и Пахомов сел за руль. Сквозь опущенные ресницы я видела, что он повернул голову и смотрит на меня. Не знаю, какие мысли бродили при этом в его голове, но после подслушанного разговора я уже не питала иллюзий. Макс получил срок и просидел в тюрьме семь лет за преступление, которое не совершал. И теперь, от новой жизни его отделяла только я. Разумеется, я могла бы поклясться, что буду молчать, но он никогда не был особенно доверчив. Точнее, это доверие в нем выбили еще на предварительном следствии. Означало ли это, что в какое-то мере я его оправдываю? Не знаю, да и просто не хочу об этом думать.

Он сорвался с места и автомобиль понесся по ночному городу. Я чувствовала, что Макс в бешенстве, и старалась привлекать к себе как можно меньше внимания. Он затормозил за городом у леса. Положив обе руки на руль, мужчина смотрел перед собой.

— Макс, — я прикоснулась к его плечу, и неожиданно он резко обернулся, схватил за руку и притянул к себе. Мне было неудобно, но я промолчала, стоило мне увидеть его взгляд, и услышать слова:

— Я был зол. Я ненавидел себя за свои чувства. И тебя! Как же я тебя ненавидел и презирал! Но каждый раз, когда я хотел покончить с тобой раз и навсегда, перед глазами вставала та девочка, которую я увидел на остановке. Не тогда, когда ты бросилась спасать незнакомого тебе мужика… Я увидел тебя гораздо раньше. За столиком, в забегаловке. Ты ожидала свой рейс, разглядывала какую-то открытку, и на твоем лице было столько тепла и надежды… А потом ты задремала… как ангел… и я никогда бы не решился подойти к тебе, только смотреть издали. Потому, что у меня давно ничего нет. Ничего и никого. Я бы не смог…

Он сильнее сжимал мою руку, и я уже не чувствуя боли, потянулась к нему, не зная, что сказать, или сделать, чтобы облегчить его муки. То, что я сделала в следующую минуту, не очень походило на прощание, и вызвало у Макса удивление. Но быстро справившись с собой, вскоре он взял инициативу в свои руки.

* * *

Днем потеплело, вчерашний снег на дорогах растаял. Так что проблем с мотоциклом не будет, иначе мне пришлось бы арендовать автомобиль, что в городе было сделать проблематично, или ехать на автобусе. Макс стоял у окна, напряженно вглядываясь в хмурое небо. Он сжал ладони в кулак, игнорируя мое присутствие. Я знала, что должна была что-нибудь сказать, поэтому подойдя к нему, нерешительно уткнулась лбом в спину:

— Спасибо.

Он не обернулся, продолжая смотреть в окно, но его спина напряглась, и я услышала, как он усмехнулся:

— За то, что отпускаю целой и невредимой?

— За то, что отпускаешь, — мягко произнесла я, проведя пальцами по его спине. Мне хотелось намного большего, но я понимала, что это невозможно. Слишком многое нас разделяло.

— Мы по разные стороны, — тихо произнесла я, — всегда были. Ты должен знать — то, что сделал мой брат, было ужасно. И он раскаялся. Но меня не покидает мысль, что будь я немного постарше, то была бы с ним там, в доме твоего отца. Я бы никогда не позволила ему рисковать одному. И сейчас ты ненавидел бы меня так же, как остальных.

Он обернулся, и, схватив меня за волосы, заговорил. Он говорил тихо, но если бы словом можно было убить, я давно бы уже лежала мертвой у его ног:

— Ты этого хотела? Получай свою свободу! Возвращайся в свою жизнь.

Я могла бы сказать много… очень много. Но разве в словах был какой-то смысл? Глядя на его лицо, я не испытывала страха. Только сожаление и раскаяние.

Мотнув головой, я почувствовала себя свободной, и, подняв сумку с вещами, вышла не оглядываясь.

Я была в пути несколько часов. Стояла прекрасная погода, словно осень, изо всех сил сопротивлялась нападкам зимы, и, проигрывая последнее сражение, постаралась задержаться подольше.

Мне пришлось притормозить, чтобы объехать битое стекло и куски покореженного металла, лежащего на дороге. Судя по всему, совсем недавно здесь произошла авария. Внезапно, я притормозила, и еще не до конца отдавая отчета в том, что делаю, слезла с мотоцикла и прошла вдоль дороги. Ноги скользили по гравию, и я свернула на все ещё зеленую траву, идти по которой было гораздо легче. Не дойдя до кромки леса нескольких шагов, я встала на одно колено, и протянула руку к темному, сильно обгоревшему предмету, напоминавшему остатки папки или дипломата. Игнорируя голос разума, вопящего бросить все и немедленно бежать, я взяла в руки обгоревший предмет, и, заглянув в чудом сохранившийся кармашек, увидела черный камень, совершенно не пострадавший от огня. Держа в руках проклятый бриллиант, я рассмеялась, понимая, что этому кошмару не будет конца.

Я сидела перед строгой директрисой, и мысленно возвращалась назад, в школьные годы. Вопреки песне, они не были чудесными, хоть и ужасными их тоже не назовешь. Я слушала излияния немолодой женщины по поводу трудностей, с которыми сталкиваются все подобные заведения, и сложности в воспитания детей такого возраста. Я усиленно кивала, демонстрируя неподдельный интерес, и где надо проявляла сочувствие, слушая вполуха. Была середина февраля, и я потратила больше четырех месяцев, чтобы его найти. Теперь, когда я была в шаге от цели, мне приходилось прилагать все силы, чтобы не проявлять нетерпения. Все документы были в норме, мы обе это знали. Единственная вещь, к которой можно было придраться, это положение незамужней двадцатипятилетней женщины. Хорошо, было кое-что еще, но благодаря верхней одежде мне удалось это скрывать.

Наконец, Марианна Вячеславовна, видимо решив, что произвела достаточно ошеломительный эффект, поднялась и жестом предложила последовать за ней.