Чужая игра - Виталий Гладкий
Шрифт:
Интервал:
На этот раз я начал ускорять сердечные ритмы. Поступая таким образом, я знал, что электрический разряд должен добить меня наверняка.
Я не хотел остаться после пытки безмозглым существом, полуживотным. Это страшнее смерти. А потому перестал сопротивляться действию электрического тока, чтобы он сжег меня, словно негодный предохранитель.
И удар не замедлил последовать!
Разряд прошил меня с головы до пяток, наложив немыслимо тяжелые оковы на сердце, готовое выпрыгнуть из груди. Казалось, что внутри рвались нервы, мышцы, ломались ребра, лопались артерии и вены. В груди бушевал пожар, постепенно подбираясь к черепной коробке.
Это было ужасно. Боль пожирала сознание, как саранча хлебные поля. В ушах стоял шелест и треск.
Но прежде чем окончательно сойти с ума или умереть, я вдруг вспомнил. Словно пелена спала с моих глаз, на короткий момент возвратив память и способность трезво мыслить.
Я ВСПОМНИЛ!!!
Это было невероятно, но факт. Перед моим внутренним взором за секунду пролетела вся моя жизнь — люди, события, памятные места.
Как будто с высоты птичьего полета я видел нашу мерзкую коммуналку и комнату, где гужевались дружки моей матери, ее саму — растрепанную и пьяную, соседку Хрюковну, любившую исподтишка треснуть меня по башке половником, кошку зажиточных соседей-торгашей, у которой я воровал из миски еду…
Я видел школу, куда стыдился ходить, потому что одевался в многократно заштопанные обноски; классную руководительницу по прозвищу Штучка-Дрючка, лицемерную ханжу, которая никогда не упускала случая напомнить всем о моей бедности — понятное дело, из добрых побуждений.
Я видел убогий детский приют, куда прибился по своей воле, сбежав из дома; сотрудников приюта, ворующих продукты, предназначенные для сирот; детдомовцев, пытавшихся меня изнасиловать, которых я, защищаясь, ранил перочинным ножом.
Перед глазами мелькали улицы и дома города, где я родился и вырос, парк, танцплощадка, уличные драки, случавшиеся почти каждый день, подпольный спортзал, где я начал заниматься карате, наконец В. А. — будь он трижды проклят! — который приручил меня, как дикого зверька, и заставил заниматься ремеслом киллера.
Внизу проносились со скоростью света тюрьма и камера смертников, спецзона ГРУ, где я был «куклой», лечебница в Южной Америке, где мне сделали пластическую операцию, тренировочный лагерь наемников, горы Непала и мой Учитель, Греция и Анна… я и впрямь был к ней не совсем равнодушен, еще какие-то лица — много лиц; некоторые из них окровавленные, с отверстием от пули во лбу.
И наконец я увидел море, теплый южный вечер, напоенный запахами неведомых мне цветов, набережную с фонарями и фонтанами, Ольгушку, похожую на Золушку, тех бандитов, у которых я отбил ее, сына Андрейку…
А еще я увидел военный городок и одноэтажный коттедж с крыльцом, обшитый тесом.
И Я ВСПОМНИЛ ВСЕ… ВСЕ!
И то, что я нашел в этих воспоминаниях, оказалось намного страшнее смерти.
Его принесли в подвал, как мне показалось, мертвым. Он не дышал и висел на руках «быков» Бортника, будто куль с тряпьем.
Однако его не бросили на пол, а приковали к стене за руки и ноги. Притом таким образом, что он мог лишь висеть на цепях, распятый.
После того как дебильные ублюдки ушли, я попытался дотянуться к нему, чтобы прощупать пульс.
Но до него я мог достать только ногой.
Поэтому, оставив свои бесплодные попытки, я стал терпеливо ждать — а что еще оставалось? — когда он очнется.
Дождался только к вечеру.
Он тихо застонал, покрутил головой и открыл тусклые, ничего не выражающие глаза.
— Эй! — окликнул я несчастного. — Ты как, парень, живой?
— Жи… живой… Где… я? — Его голос был тих и бесцветен.
— В каталажке. На даче господина Бортника, если это имя тебе что-либо говорит.
— Не знаю такого… Воды… Я хочу пить…
— Это проблема. Черт!
Я смотрел на свою порцию воды в алюминиевой кружке (она была почти полна), и от бессилия едва не взвыл — близок локоть, да не укусишь.
— Воды… один глоток…
Да что же это такое?!
Нет, выход должен быть.
Я еще раз прикинул расстояние до распятого парня — и тут меня осенило.
Конечно, как я раньше до этого не додумался!
Я снял свои туфли, вытащил из них шнурки и привязал кружку к правой ноге, которая должна была доставать дальше, чем левая.
Он смотрел на мои приготовления безумными глазами, и я даже усомнился в его нормальности.
Интересно, что с ним сделали? Ведь на его лице я не заметил следов насилия, хотя, возможно, ему отбили внутренности.
Жалко парня…
Вот сволочи!
— Старайся не дергаться, — сказал я ему строго.
И стал выполнять балетное па, чтобы поднести кружку прямо к его губам.
На удивление, все получилось без сучка и задоринки.
Парень жадно вцепился зубами в край кружки и, несмотря на жажду, выпил воду без спешки, медленно и врастяжку.
— Спасибо… — поблагодарил он.
И снова бессильно повис на своих цепях.
— У меня есть еще и хлеб. Будешь?
— Не хочу… — невнятно ответил он.
И как мне показалось, потерял сознание, потому что на мои оклики он больше не отзывался.
Ночью я спал плохо.
Саенко по-прежнему нес околесицу и возился с Машкой — ему тоже почему-то не спалось. Он то ухал, как филин, то скулил, словно побитая собака.
Крыса вышла на прогулку уже не одна. За нею в ряд, как солдаты на параде, маршировали ее вылупки. Крысиная процессия сначала обошла весь подвал по периметру, а затем мамаша повела молодежь в угол, где были сложены съестные припасы.
Они шуршали среди ящиков почти до утра. Наверное, крыса учила молодое поколение, как правильно есть заморские деликатесы.
Глядя на их пиршество, я только слюнки глотал. Только теперь я понял, что голоден, как сто волков вместе. Сейчас я мог бы съесть зажаренного поросенка. И ковригу хлеба.
Чтобы не видеть гастрономические упражнения крысиной семейки, я даже закрыл глаза с надеждой немного поспать.
Увы, сон в эту ночь обошел подвал стороной.
Новый «соподвальник» — все-таки мы сидели в подвале, а не в тюремной камере — за все это время даже не шелохнулся, хотя я видел, что он дышит достаточно ровно и спокойно.
Когда утром принесли завтрак и при этом включили полное освещение, я присмотрелся к парню внимательней.
Только теперь у меня в голове мелькнула мысль, что он может быть одним из подручных наших мафиози, за какую-то провинность попавшим в немилость.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!