Лабиринт Ворона - Наталья Солнцева

«Потом, когда я ухожу, вы вместе потешаетесь надо мной? – взревел он – Смеетесь над моей глупой доверчивостью?!»

«О чем ты?»

«О твоем парне! Где он? В шкафу? В подвале? Давай, позови его… выпьем вместе, как добрые друзья!..»

«Ты параноик. У меня никого нет… Если хочешь, иди, обыщи дом…»

Он не мог оторваться от ее горящих глаз, от ее хищной плотоядной улыбки. Так улыбаются ведьмы…

Его подозрения вызвали у Алевтины приступ истерического хохота. Она сидела, скрестив свои красивые смуглые ноги, и расчесывала черные как смоль волосы. В иные моменты в ней просыпалось нечто демоническое, властное и неизведанное… Возможно, именно неизведанное и составляло ее главную изюминку. Она вовлекла его в свою игру, сделала орудием в своих руках… и он даже не понимал, кто их противник…

«Зря ты мне не веришь… – посмеивалась она. – Мне не нужны деньги. Я просто решила проверить, сколько ты готов заплатить за любовь…»

«Я не сплю с проститутками», – соврал он.

«Разве? А твоя жена? Скажешь, она бескорыстно ложится с тобой в постель?»

Ну кто на его месте не залепил бы ей пощечину? Разве что святой… А он был кем угодно, только уж никак не ангелом. Но он и пальцем ее не тронул…

Виталий Андреевич со вздохом попытался перевернуться на бок. Не получилось. Совсем беспомощным стал, неподвижным, как бревно.

Сцена в избушке не отпускала его, заставляя переживать недавнее прошлое заново и с тем же эмоциональным накалом. Они с Алевтиной наговорили друг другу мерзостей… потом обоим стало неловко…

За ужином оба перебрали спиртного. «Какая роль мне уготована? – устало гадал он, глядя на выступающие под платьем округлости ее грудей. – Меня используют, но с какой целью? Лучше порвать с Алей прямо сейчас…»

Но сделать этот шаг у него не хватило духу. Отказаться от женщины, разбудившей его уснувшую кровь, казалось немыслимым… В жизни так мало радостей! А бесполезность денег начинаешь осознавать, только когда достигаешь изобилия… Подкрадывается старость, томит странная тоска, мучают сожаления о несбывшемся… Время утекает, словно вода сквозь пальцы… И жажда счастья, последнего жгучего безумства становится невыносимой, ненасытной! Наверное, эту жажду нельзя утолить…

Алевтина захотела отдохнуть и прилегла. Калмыков до сих пор не мог дать себе отчета, что подтолкнуло его залезть к ней в сумочку. Любопытство? Болезненная подозрительность? Ревность? Мелочная мстительность? Желание уличить ее в чем-то, унизить? Всего понемножку…

Старая завернутая в целлофан тетрадка сразу привлекла его внимание. В доме стояла тишина, нарушаемая тихим дыханием спящей женщины. Он услышал, как она повернулась во сне, и торопливо сунул добычу за пазуху.

Алевтина не проснулась, только тревожно вздохнула. Калмыков решился бежать от нее, прямо сейчас, пока она не может помешать ему. Он боялся, что в противном случае не сумеет избавиться от ее влияния, станет безвольной игрушкой в ее руках. Да, он развенчал ее, начал остывать, но все еще ощущал себя ее рабом. Это было непонятно, оскорбительно. Бежать! Освободиться… сбросить с себя оковы опасного наваждения! Почему-то он придавал важность именно этому моменту – уйти немедленно, раз и навсегда покончить с позорной зависимостью от женщины…

Он взглянул на нее, лежащую навзничь на кровати, с рассыпавшимися по лицу волосами. Прекрасную, желанную… лживую. Шальная мысль убить ее – накрыть подушкой и задушить – молнией вспыхнула в его мозгу. Он был так возбужден, что хмель выветрился. Раньше Калмыков никогда не садился за руль выпившим, но в тот миг он не думал о том, как поведет машину. Лишь бы вырваться из этого порочного круга!

В доме раздался какой-то звук, словно что-то упало… или треснул рассыхающийся сруб. Деревянные строения полны разных шорохов, скрипов и пугающих шумов. Казалось, кто-то крадется по лестнице…

– Проклятая ищейка! – выругался он. – Я и подумать не мог, что он сфотографирует мою машину…

Его слова эхом отразились от светлых стен больничной палаты. Теперь, когда Алевтина мертва, тетрадь стала опасной уликой против него.

– Лариса далеко не дура… Знает, что делает!

Он не сомневался: тетрадь исчезла из гаража не без ее участия. А что, если они с Карелиным сговорились и решили…

Дверь приоткрылась, и на пороге палаты возникло кошмарное видение – его жена собственной персоной.

– Как ты себя чувствуешь, дорогой? – елейным голоском пропела она. – Меня не хотели пускать к тебе! Представляешь?

За ее плечом тревожно маячила медсестра. Палата наполнилась запахом китайской магнолии…

– Только недолго… – умоляюще произнесла девушка. – А то меня уволят!

Лариса наверняка сунула ей денег, чтобы та нарушила режим.

– Иди, милая… Оставь нас.

Калмыков обреченно закрыл глаза. Деваться было некуда…

Монино

Из окон гостиничного номера был виден сад, освещенный бледными лучами фонаря. Серый «Рено» затаился где-то поблизости.

– Он ждет, когда мы выйдем, – сказала Астра, облачаясь в синий спортивный костюм. – Наши вояжи в санаторий и обратно сбили его с толку.

– Скорее напрягли, – отозвался Матвей.

Он тоже оделся явно не для светской вечеринки. Старые джинсы, куртка, кроссовки.

– Мы все сходим с ума! – мрачно добавил он. – И я – первый, раз согласился на эту авантюру!

Астра и бровью не повела. Разумеется, они не совсем нормальные люди… в общепринятом смысле. Но установленные обществом мерки нормальности не вполне корректны.

До самого парка в Глинках она не проронила ни слова. Думала… О чем? Матвею оставалось лишь догадываться. Зловещий «Рено» возник словно из небытия и неотступно скользил следом.

– Без нас он копать не рискнет, – обронил Матвей, выискивая подходящее место для парковки. – Я правильно тебя понял?

Он стал удивительно проницательным! Переносицу прорезала складка, губы кривились в саркастической усмешке.

– Правильно… – подтвердила Астра. – Бери лопату, а мне дай фонарик… В этой части парка тьма кромешная. Ноги поломать можно.

– Ты полна оптимизма, как я погляжу!

Они, сопя, пробирались сквозь беспорядочную поросль к тому месту, где около трех веков тому назад основатель усадьбы устанавливал скульптуру Бахуса. Вернее, так полагал Матвей. Он доверился интуиции, и сейчас им предстояло убедиться, насколько это доверие оправданно. Луч фонаря кое-как освещал им дорогу. Ночью этот участок парка казалась совершенно другим, нежели днем. Как будто они попали в иной мир, полный подозрительных звуков и теней прошлого… Даже запахи изменились.