Полезная еда. Развенчание мифов о здоровом питании - Колин Кэмпбелл

Надзорные органы регулярно предлагают работу лоббистам и так называемым ученым, торгующим научным званием, а переход с государственного поста в частную компанию – обычное дело. В 2009 году директор НИЗ Элиас Зеруни перешел на работу в Университет Джона Хопкинса{197}. Он продержался там всего четыре месяца, после чего устроился во французскую фармацевтическую компанию Sanofi в качестве руководителя отдела исследований и разработок{198}. Сайт НИЗ скромно умалчивает об этом карьерном ходе, рассказывая о бывших директорах, в дальнейшем вернувшихся в науку.

В 2010 году доктор Джули Гербердинг, возглавлявшая Центр по контролю и профилактике заболеваний (Center for Disease Control and Prevention, CDC) с 2002 по 2009 год, ушла с государственной службы и вскоре нашла теплое местечко в Merck Vaccines{199}. Это принесло компании большие выгоды, позволив капитализировать ее связи и влияние в федеральном правительстве и Всемирной организации здравоохранения и повысить продажи вакцин по всему миру. Но этичность такого карьерного шага весьма сомнительна. Безусловно, стремление Гербердинг в бытность главой CDC привить всех американцев от гриппа (она получила прозвище «Цыпленок Цыпа»[21] за ежегодные прогнозы пандемии, которые так и не сбылись) должно было как минимум вызвать симпатию между ней и ее будущим работодателем.

Точно мы не знаем. Нет никаких доказательств, что Гербердинг специально проводила политику вакцинации, которая обогащала Merck. Но если госслужащий хочет использовать вакцины для контроля аутизма{200}, сложно не признать, что если он будет действовать грамотно, то непременно получит работу в частной компании. В сочетании с государственной политикой, которая как будто написана в отделах маркетинга фармацевтических компаний, такой стимул сделать промышленности приятно должен заставить нас осторожнее относиться к заявлениям, что для государственных органов на первом месте наше благо.

Лоббисты отрасли не только пожимают руки и угощаются коктейлями после гольфа. Они пишут и редактируют законы и правила для загруженных работой законодателей и глав государственных органов. Их задача – вычеркнуть все, что может поставить под угрозу доходы промышленности, и им щедро за это платят. Политики играют в эту игру, чтобы защитить свою карьеру. Этот факт, хотя и незадокументированный, широко известен в Конгрессе и на вашингтонской Кей-стрит, где расположены офисы лоббистов промышленных групп. Я много лет встречался с высокопоставленными лицами. В личной беседе они часто признают, что мои взгляды на питание и здоровье должны стать государственной политикой, но я понял, что политическая система будет карать любого чиновника, который встанет на защиту серьезных реформ питания и здравоохранения. Корпоративные интересы – не только финансирование выборов. Они хотят и могут положить конец политической карьере и пустить под откос прогрессивный закон при малейшем намеке, что он может угрожать прибылям. Значит, принимаются законы, продвигающие интересы богатых, но не большинства.

Несомненно, система здравоохранения серьезно больна. Но если рассмотреть доказательства, представленные на суд общественности, вы поймете, что они почти не имеют отношения к делу. Основная причина неисправности нашей очень дорогой системы – то, что она не обеспечивает здоровье и, похоже, совсем в этом не заинтересована. Мы платим слишком много денег за ничтожный результат. Все остальные проблемы – симптомы, вырастающие из этой основополагающей истины.

В последние годы целая армия писателей, интеллектуалов, политиков и крупных бизнесменов предложила программы решения «проблемы здравоохранения». Либералы указывают, что незастрахованных слишком много, предлагая распределить бремя на тех, кто может себе это позволить. Консерваторы жалуются на дороговизну страховых выплат для бизнеса и пытаются провести законы, вообще снимающие с корпораций ответственность за страхование здоровья сотрудников. Если не получается, они переводят рабочие места в офшор. Экономисты предлагают создать медицинские сберегательные счета, чтобы приватизировать затраты и риски. Эти дискуссии и проекты не достигают цели, потому что ограничены сдерживанием расходов и выяснением, кто должен платить, а не сокращением спроса на здравоохранение путем улучшения здоровья.

Мы много говорим о переносе бремени между разными группами – частным или государственным сектором, работодателем и сотрудниками, – как будто это поможет справиться с непосильными затратами на медицину: в 2009 году в США они составили около 2,5 трлн долларов{201}. Сведение дискуссий и программ к финансовым вопросам слишком сужает проблему. Политические интриги, раздутые из-за постоянного обсуждения (или забалтывания) в обществе и СМИ, могут нравиться политикам и определенным группам, но практически не приближают нас к главному вопросу: почему мы такие больные и почему бессильны перед болезнями.

Нельзя, однако, сказать, что все это не имеет последствий. Это призвано отвлечь внимание от действительно важного вопроса: как улучшить здоровье? Вопроса, прямо ведущего к питанию, а не лекарствам и больницам. Неверное направление дискуссии позволяет системе думать только о прибыли.

Одна из самых известных схем, призванных контролировать затраты на здравоохранение, – принятый в 1990-х годах Закон об организациях медицинского обеспечения (ОМО). После его введения инфляция затрат на здравоохранение на пару лет немного замедлилась, но тенденция оказалась недолговечной. Стоимость здравоохранения растет, и конца этому не видно.