Дневник покойника - Андрей Троицкий

– Что? Я не слышу.

– Они говорят, что у нас минута. – Радченко, как и прежде, стоял на месте. – И время уже идет.

– Они что, шутят?

– Они не шутят. Какие, к черту, шутки!

Радченко ежился от ветра, в глаза попадала пыль, и они слезились. Он думал, что глупо вот так умереть. В этом проклятом месте, вдалеке от людей. Впрочем, какая разница, где умирать? В степи, от пули бандита, в больнице, под ножом неопытного хирурга, или на трехспальной кровати в окружении заботливых родственников, которых ты не забыл помянуть в завещании. Какая, черт подери, разница?

Не в том вопрос, где умереть. А в том, как. В последнюю минуту жизни обидно осознавать, что ты проиграл свою последнюю партию. Проиграл подчистую. Ты никого не спас, никому не помог, не облегчил жизнь, не выручил в трудную минуту – и сам пропал ни за грош. Шанса что-то исправить уже не будет.

До ближних всадников два десятка метров или около того. У него будет пара секунд на прицельный выстрел. Или даже на два выстрела. Можно положить этого типа, который назвался Тимуром. Пятьдесят на пятьдесят, что задуманное получится. Но это совсем неплохие шансы. Если очень повезет, можно достать и второго парня, с ружьем.

Третий всадник подстрелит Радченко, а те люди, что стоят поодаль, метрах в сорока от первой группы, изрешетят из своих ружей и карабинов Дэвида Крафта и его машину. Затем подожгут тростник, что когда-то разросся по берегам и отмелям высохшей реки. Дорис, которая будет прятаться там, внизу, выйдет из своего убежища.

В это время Дэвид выпрямил спину, положил ружье на капот «Нивы» и потер одна о другую замерзшие ладони. Кожа на лбу сдвинулась; казалось, он о чем-то глубоко задумался. Но времени на раздумья уже не осталось.

– Эй, вы! – Тимур поднял ружье. – Вам нужна эта минута? Тогда время пошло.

Радченко до боли сжал рукоятку пистолета. Руки, застывшие от ветра и холода, плохо слушались.

– Минута прошла! – крикнул он по-английски.

– Я понял! – закричал в ответ Дэвид. – Переведи им: пусть не спешат. У меня с собой двенадцать тысяч долларов наличными. Что они думают по этому поводу?

Радченко перевел вопрос, Тимур нахмурился, задумался на минуту, недовольно заговорил, и Дима перевел его слова:

– Он говорит, что это оскорбительное предложение, но прощает обиду. Он говорит, что Дорис должна вернуться и сделать то, что она должна сделать.

– Я понял! – снова крикнул Крафт.

Он расстегнул молнию куртки, вытащил из-за пазухи гранату, повернулся в сторону, где не было людей, выдернул предохранительное кольцо и поднял руку, согнутую в локте. Граната стремительно вылетела из-за спины, будто была брошена не человеком, а мощной катапультой, на секунду зависла в воздухе, потом упала на землю, отскочила от нее и взорвалась, подняв фонтан желтой пыли и мелких камней.

Хотя взрыв был далеко от всадников, Дэвид услышал, как заржали испуганные кони. Кобыла, на которой сидел человек с длинным кнутом, закрутилась на месте, словно хотела достать мордой хвост. Потом стремительно поднялась на дыбы, сбросила с себя наездника и помчалась в степь. Человек вскочил на ноги и бросился следом.

Дэвид повернулся лицом к Радченко, вытащил вторую гранату и прокричал:

– Переведи им, что у меня много гранат, и я умею их далеко бросать. Если они сделают что-то, что мне не понравится, я убью всех. Я буду ждать, когда предохранительный фитиль догорит до конца, и только тогда брошу гранаты. Они будут взрываться в воздухе. Переведи: никто не останется в живых. Если я умру, то только вместе с ними.

Радченко перевел дословно. Тимур и второй всадник выразительно переглянулись.

– Переведи, – продолжал кричать Дэвид, – я даю минуту, чтобы все, все кто тут есть, убрались! И больше не возвращались. Это их последний шанс. – Он поднял руки над головой и, чтобы все видели, выдернул предохранительное кольцо из гранаты.

– Мы уезжаем. – Тимур оказался сообразительным человеком, он не стал тянуть с ответом. – Переведи, что мы уезжаем. Ни одна женщина не стоит того, чтобы за нее умирать. Нет, это не переводи. Не надо.

Он повесил ружье на плечо, сунул два пальца в рот, пронзительно свистнул и замахал руками, показывая другой группе всадников, стоящей сзади, что надо уезжать. Потом дернул уздечку, разворачивая лошадь, пришпорил ее и быстро поскакал в степь. За ним последовал второй всадник и третий, с кнутом в руках, которому все-таки удалось поймать свою лошадь.

По-прежнему дул холодный ветер, но Радченко стало так жарко, что он вытер ладонью со лба горячий пот. Вскоре люди на лошадях скрылись в белесой дымке, расстелившейся вдоль горизонта. Дима медленно побрел к машине, удивляясь, что у него не осталось сил, чтобы обрадоваться этому чудесному спасению.

В конце лета Девяткина одолела телефонными звонками Елена, дочь покойного режиссера Лукина. Она выспрашивала подробности гибели отца. И еще просила заняться поисками пропавшего без вести сводного брата Павла Грача. Девяткин отвечал, что сам хочет встретиться и рассказать, что знает, но дел по горло, оба брата объявлены в розыск, и результатов пока нет. Как только убивать людей в Москве станут немного реже, сразу появится время, и он сам позвонит.

Но убивали по-прежнему много, времени не было, а жизнь шла своим ходом. В середине сентября тело Павла Грача было найдено пастухами на территории Казахстана. Труп лежал на заднем сиденье внедорожника «Шевроле Трейлблейзера». Машина, расстрелянная из охотничьих ружей, напоминала сито. Казахстанская полиция искала убийц, но безрезультатно. Обстоятельства смерти Грача так и остались загадкой. Не нашли ни свидетелей, ни участников драмы, разыгравшейся в степи. По документам «Блейзер» был собственностью одного малого предприятия, зарегистрированного в Самаре. Но предприятие уже два года как прекратило существование, а владелец исчез при невыясненных обстоятельствах. На том расследование остановилось.

Никаких родственников, кроме сводной сестры, у Грача не было. Его тело доставили в Москву, и Елена позаботилась о том, чтобы достойно похоронить сводного брата.

Вскоре она уволилась с работы, продала собачью конуру на окраине и вместе с маленьким сыном переехала туда, где прежде жили ее отец и сводный брат. Это была просторная светлая квартира в центре Москвы, с высокими потолками и антикварной мебелью. Из окон пятого этажа старинного здания открывался прекрасный вид на Бульварное кольцо. В скором времени Лена должна была получить деньги, унаследованные Павлом Грачом от отца. Теперь она позабыла прежние обиды и не жаловалась на жизнь. Ее время без остатка поглотило воспитание ребенка и роман с одним симпатичным иностранцем.

Характер Елены стал независимым, а взгляды на жизнь либеральными. Ничто не омрачало существования, кроме ужасного подозрения, что братья Грачи были каким-то образом причастны к гибели отца. Уже заканчивалась осень, а Девяткин все не находил времени встретиться и поговорить. Но Лена проявила настойчивость, и пришлось уступить. Встречу назначили на вечер буднего дня в кафе-кондитерской.