Трусаки и субботники - Владимир Орлов

В тридцать седьмом году в трагедии были свои персонажи. В тридцать восьмом принялись за комсомольцев. В тридцать девятом продолжили. Взяли Косарева, срок любви к нему отца народов иссяк. Потом, естественно, наступил черед «косарят». Они не только были враги и шпионы, но еще и моральные разложенцы. Моральное разложение среди верхов «ленинской смены» в особенности, видимо, огорчало их взрослых попечителей. Понятно, начались чистки и на нашем шестом молодежном этаже. Брали чаще по домам и в ночные часы, редко кого уводили из кабинетов, двух членов редколлегии – и это тоже вошло в устное предание – взяли на «Динамо». Те сидели, смотрели игру, вдруг по радио объявили их фамилии и попросили подняться в администрацию стадиона. Более их не видели. О тех, кто взят ночью, сотрудники узнавали, явившись на работу. Исчезали таблички с фамилиями с дверей кабинетов. Старики, уцелевшие, с ужасом вспоминали об утренних проходах по коридорам. Один из них рассказывал, как поднял он глаза у своей двери и не увидел таблички. Выяснилось, правда, что ошибся завхоз, перепутав двери. Ошибочно испуганный празднует с той поры два дня рождения в году. А завхоза, не из-за ошибки, естественно, а по натуральному движению событий забрали через неделю… Днем же проходили открытые собрания, на которых провинившихся злодеев при их отсутствии по уважительной причине исключали из партии. Нарушения единогласия случались, но редко. Одна комсомолка-секретарша по наивности и непониманию момента вдруг заартачилась и стала доказывать, что ее заведующий никакой не враг и исключать его из партии нельзя. Нынче она работала очеркисткой двумя этажами ниже, мне ее показывали в буфете. Кстати, начальница моя Зинаида Евстафиевна была с ней в приятельских отношениях.

Вот при каких обстоятельствах и появился на шестом этаже Алексей Федорович Деснин. Кареглазый брюнет, ладный, как цирковой атлет, и явно с военной выправкой, в офицерской гимнастерке без знаков различий и без следов шпал или ромбов, но с орденом Красной Звезды. Лицо имел броское, значительное («из командиров»), если кому в голову и пришел профиль Бонапарта, то вряд ли это впечатление было объявлено вслух. Как он появился в редакции и как был взят в штат, имелось версий пять. Приведу две основные. Принят по чьему-то звонку с рекомендацией: знает армию и пописывает. Вторая: явился сам, принес какие-то заметки («В Н-ском полку» и т. д.), их опубликовали, отделы после чисток были полупусты, и Деснину предложили должность сотрудника военного отдела. Вполне возможно, что отдел этот именовался тогда «армейской молодежи» или «оборонной работы», но в обиходе же и в особенности после сорок первого его называли «военным отделом». Впрочем, до сорок первого было еще далеко. И близко. Новый сотрудник прижился, хотя заметной фигурой не стал и ни с кем не сблизился, характер имел закрытый, говорил лишь по делу. Но однажды он пропал, его разыскивали, без толку. Объявился он через две недели и со вторым орденом Красной Звезды. Вызванный к Главному редактору для объяснений, Деснин с достоинством, но и как бы давая понять, что ничего особенного не произошло, сообщил Главному, как человеку государственному и облаченному доверием, что он выполнял ответственное задание, рассказывать о котором не имеет права. И что его отлучки возможны и в будущем. И действительно, в последующие полтора года произошли еще три отлучки Алексея Федоровича. После первой из них он вернулся (ходил прихрамывая, с палочкой) с орденом Боевого Красного Знамени, после второй (левая рука на перевязи, ненадолго) – с орденом Ленина, после третьей – его имя появилось в списке замечательных граждан страны, удостоенных звания Героя Советского Союза. Указ с этим списком опубликовала и наша газета. Список был сводный. В нем упоминались и полярники, и летчики, и пограничники, каких свойств подвиги совершил Алексей Федорович Деснин – в указе не сообщалось.

А догадки могли возникнуть самые разнообразные. Заканчивалась война в Испании, безобразно вели себя на границах самураи, да и внутреннему врагу лишь переломали хребет, но добит он еще не был. Можно предположить, какие чувства вызвал на шестом этаже неразговорчивый орденоносец Алексей Деснин. Кто смотрел на него с обожанием, кто с ожиданием новых чудес, кто с удивлением, а кто и со страхом. Казалось, что не только тайны и подвиги упрятаны в Деснине, а газета – лишь некая бухта с причалом для него, но снабжен он еще и полномочиями внутри редакции. Происходило и служебное продвижение Деснина. Сначала он был назначен замзавом, а потом и заведующим военным отделом. Сам он почти не писал, публикации его случались в «соавторстве» с кем-нибудь из бойких перьев, но он охотно правил заметки и письма военкоров, то есть переводил их полуграмотные сочинения в более или менее грамотное состояние. И разработчиком всяческих заданий сотрудникам он оказался толковым. Военные темы он на самом деле знал.

Понятно, что все ждали его с Золотой Звездой на шестом этаже. Михаил Иванович Калинин Звезду ему вручил. Но на шестом этаже Деснин не появился.

На кремлевском приеме после наградной церемонии к Берии подошел начальник Главсевморпути (или его зам) и после обмена любезностями, чоканий и праздничных шуток сказал: «Ну вот, Лаврентий Павлович, мы вашу просьбу выполнили…» – «Какую просьбу?» – удивился царедворец в пенсне. (Мне думается, что слова пусть и уважаемого человека – «Вашу просьбу…» – чрезвычайно возмутили Берию или даже оскорбили его.) «Ну как же, – сказал полярный начальник. – Вы попросили включить вашего человека в наш список, чтобы не… Вопрос тут деликатный, и я вас понял…» «Когда я вас просил?!..» – «Как когда? – теперь уже удивился полярник забывчивости наркома. – Недели три назад…» – «Я вас лично просил?» – «Мне позвонили по правительственной связи, – в голосе полярника возникло беспокойство. – Прозвучало: „С вами говорит Берия“, ну и последующее насчет списка…» – «Похоже на меня?» – «Похоже…» – неуверенно сказал полярник. «Где этот мой человек?» – «Не знаю, Лаврентий Павлович… А фамилия его Деснин…»

По общему мнению рассуждавших в конце шестидесятых, Деснин перестарался. Потерял чувство меры и зарвался. И не дано ему уже было и разбитое корыто.

Никаким военным, ни тем более летчиком, разведчиком или полярником Деснин не был (кстати, и фамилию он, возможно, присвоил себе чужую). А отлучки с государственными заданиями он проводил (по первой версии) у любовниц в Москве, либо в Ленинграде, либо в Ярославле. Или же (по второй, более расположенной к Деснину версии) в родной деревне Лухского района Ивановской области, где он начинал когда-то пастухом и конюхом и где его ордена производили не меньшее впечатление, нежели у нас на шестом этаже. Осанка же его была именно цирковой, Деснин побывал и акробатом, и канатоходцем, и гонщиком по вертикальной стене. Главные же его профессиональные приобретения возникли в трудах с разнообразными документами. А прежде чем получить свой первый орден и объявиться в нашей газете, Деснин года два работал в наградном отделе Верховного Совета СССР. Человек чрезвычайно наблюдательный и со сметкой, он освоил механику наградных дел со всеми ее изъянами, допусками и крепостными бастионами. Первый орден он устроил себе сам. Дал лишь прохождению фамилии Деснин с инициалами А. Ф. надлежащий бумажный ход в чьем-то ведомственном списке. Но понял, что добывать удачу (один раз ладно) удобнее не из недр наградного отдела, а со стороны. Тогда-то он и вычислил для себя газету. И именно нашу. Три следующих ордена он получил, похоже, без затруднений. Одна из версий (в ней особенно подчеркивались мужские подвиги Деснина) предполагала, что в наградном отделе осталась самоотверженная любовница Деснина. Другие же версии (их большинство) склонялись к тому, что Деснин добивался удач вовсе не сексуальными услугами, а, можно сказать, талантливым управлением бюрократическими рельсами, стрелками, семафорами и всем прочим. И надо было успокоиться. А ему захотелось еще и Звезду. То есть он пожелал встать вровень с Чкаловым. И опять же добывай Звезду опробованным мирно-бюрократическим ходом бумаг! Тогда бы могло сойти. А дальше следовала война. В ней укрепился бы или затерялся наш лжегерой. А Алексею Федоровичу потребовались не буковки в машинописных текстах, а голос Лаврентия Павловича Берии. «Я вас прошу… наш сотрудник… его нельзя открывать… Да, Алексей Федорович Деснин… Истинно герой… Заранее благодарен…» Тут уж не требование золотой рыбке поступить в услужение старухе, тут злее и дерзостнее. Тут и издевка явственно чувствуется.