Прощай, детка, прощай - Деннис Лихэйн

Я кивнул:

— Да, эти. «Каликоу М-110», так ему показалось.

— Но без магазинов.

— По крайней мере, вчера вечером магазинов не было, — сказал я. — Но, может, они за эти шестнадцать часов ухитрились раздобыть где-нибудь в другом месте.

Пул кивнул.

— Плотный будет огонь, если достали магазины.

— Давайте решать проблемы по мере их поступления. Никогда не могу угадать, какой стороной упадет.

— И все же попробуй.

Бруссард вздохнул.

— Орел.

Пул подбросил монету, она взлетела, вращаясь, в полумраке салона машины, на долю секунды осветилась янтарным светом, сверкнула золотом и упала в подставленную ладонь.

Бруссард взглянул на монету и недовольно поморщился.

— Может, два из трех?

Пул покачал головой и убрал монету в карман.

— Я — с парадного, ты — с заднего.

Бруссард прислонился к спинке сиденья.

С минуту все молчали, глядя сквозь косой дождь на облезлый, обшарпанный домишко с просевшим крыльцом, ободранной дранкой и заколоченными окнами. Невозможно было представить себе людей, занимающихся любовью в его спальнях, детей, играющих во дворе, смех, перекатывающийся от стен к потолку, — ничего, что имело отношение к нормальной жизни, не могло иметь отношения к этой хибаре.

— Дробовики? — наконец сказал Бруссард.

Пул кивнул.

— Ну чистый вестерн получается.

Бруссард потянулся к дверной ручке.

— Боюсь испортить вам этот эпизод, в котором очень хорошо смотрелся бы Джон Уэйн,[44]— заметила Энджи, — но вы не думаете, что обитателям дома дробовики покажутся подозрительными, ведь вы скажете, что приехали поговорить?

— Не увидят дробовики, — сказал Бруссард и открыл дверцу, за которой шел дождь. — Вот зачем Господь создал плащи.

Бруссард пересек дорогу, прошел к «таурусу» и открыл багажник. Машину они остановили под деревом, которому, наверное, было столько же лет, сколько самому городу. Большая крона, узловатый ствол, выступающие из тротуара корни. Из дома Треттов за деревом «таурус» был не виден.

— Так что подозрений мы не вызовем, — спокойно сказал Пул с заднего сиденья.

Бруссард вытащил из багажника плащ и надел его. Я оглянулся на Пула.

— Если что, звоните по сотовому девять-один-один. — Он потянулся вперед и приложил по указательному пальцу к нашим лицам. — Ни при каких обстоятельствах вы не выходите из машины. Мы друг друга поняли?

— Я понял, — сказал я.

— Мисс Дженнаро?

Энджи кивнула.

— Ну, в таком случае все чудесно. — Пул открыл дверцу и вышел под дождь.

Он перешел через дорогу, стал рядом с напарником у багажника «тауруса» и что-то ему сказал. Бруссард кивнул и, глядя в нашу сторону, спрятал дробовик под плащом.

— Ковбои, — сказала Энджи.

— Для Бруссарда это возможность вернуть себе звание детектива. Конечно, он возбужден.

— Слишком сильно? — спросила Энджи.

Бруссард, кажется, читал сказанное по губам.

Глядя в окно, по которому ручейками стекала дождевая вода, мы видели, как он улыбнулся, пожал плечами, повернулся к своему пожилому напарнику и что-то сказал ему на ухо. Пул похлопал Бруссарда по спине, тот двинулся от «тауруса» через косой дождь вперед по дороге, вошел на участок Треттов с восточной стороны, без труда пробрался сквозь высокую траву и скрылся за домом.

Пул закрыл багажник, оправил на себе плащ так, что дробовик, зажатый под мышкой правой руки, стал незаметен, и пошел по дороге к дому, держа «глок» за спиной в левой, подняв голову и глядя на заколоченные окна второго этажа.

— Видал? — сказала Энджи.

— Что?

— Окно слева от парадной двери. По-моему, штора пошевелилась.

— Точно?

Она покачала головой.

— Я же сказала, «по-моему». — Энджи достала из сумочки сотовый телефон и положила себе на колени.

Пул между тем подошел к крыльцу. Он уже занес ногу, чтобы ступить на первую ступеньку, но, видимо, заметил что-то, что очень ему не понравилось, потому что он поставил ногу не на первую ступеньку, а сразу на вторую и оказался на крыльце.

Крыльцо посередине сильно просело, и Пул стоял, отклонившись от двери влево, расставив ноги по разные стороны от желоба, по которому струилась дождевая вода.

Он повернул голову в сторону окна слева от двери и в таком положении на мгновение замер, потом повернулся к окну справа от нее и некоторое время смотрел на него.

Я потянулся в бардачок и достал оттуда пистолет 45-го калибра.

Энджи запустила руку в бардачок одновременно со мной, достала свой пистолет 38-го калибра, проверила барабан и со щелчком вернула его на место.

Пул приблизился к парадному входу, поднял вверх руку, державшую «глок», постучал костяшками пальцев по двери, отступил и подождал. Повернул голову налево, направо, потом снова к двери. Наклонился вперед и снова постучал в дверь.

Редкий косой дождь шел почти неслышно, свистел ветер, других звуков не было.

Пул наклонился и попробовал повернуть дверную ручку в форме шара вправо и влево. Дверь оставалась закрытой. Он постучал в третий раз.

Мимо нас проехал бежевый «вольво» с универсальным кузовом и велосипедами, закрепленными на крыше. За рулем сгорбившись сидела женщина в желто-оранжевом платке с узким нервным лицом. Мы посмотрели ей вслед. У знака «стоп» метров через сто вспыхнули красные стоп-сигналы, машина повернула налево и скрылась из виду.

Сквозь свист ветра из-за дома донесся выстрел, послышался звон разбитого стекла. В шепоте дождя что-то взвизгнуло, как неисправные тормоза.

Пул посмотрел на нас, занес ногу, собираясь ударить по двери, но вдруг исчез среди полетевших щепок и вспышек пламени, сопровождавшихся стрекотанием автоматического оружия.

Выстрелы сбили его с ног, он налетел на перила, они треснули и оторвались от стойки, как рука, вырванная из плечевого сустава. Пул выпустил «глок», и он упал на цветочную клумбу у крыльца, а дробовик, клацая, поехал вниз по ступеням.

Огонь прекратился так же неожиданно, как начался.

Сидя в машине, мы на мгновение замерли. Прекратившаяся стрельба все еще продолжалась у нас в головах. Дробовик Пула соскользнул с последней ступеньки, приклад скрылся в траве, дуло же, черное и влажное, поблескивало на дорожке. Налетевший порыв ветра налег на старую крышу, застучал рамами, в доме что-то заскрежетало, заскрипело, и дождь припустил с новой силой.