От заката до рассвета - Инна Инфинити

Я шел к ней 30 лет. Страдал по Кристине, менял девушек, как перчатки, занимался одноразовым сексом, даже не спрашивая имен, и все это был мой путь к ней. Чтобы сейчас сжимать в руках ее тело, целовать ее грудь и шептать ее имя. А она все эти годы моих скитаний жила в совсем другой стране и говорила на совсем другом языке.

Я надеялся полюбить кого-то в Москве. Наивный. Моя любовь ждала меня за много тысяч километров от меня.

Мы лежим на кровати обнаженные и в обнимку. Я продолжаю целовать ее, мягко касаюсь губами лица, волос. Не могу не целовать эту девушку. Слишком долго я мечтал найти ее. Слишком сильно я тосковал по ней.

Периодически у нее из глаз текут слезы, которые я вытираю своими пальцами. Мы сейчас не говорим. Нам не нужны слова. Мы оба испытываем одно и то же. И она рада мне. Она тоже скучала и тосковала. Я чувствую это по тому, как крепко она ко мне прижимается. Будто боится снова потерять.

— Я до сих пор не могу поверить, что нашел тебя. Я думал, что больше никогда тебя не увижу. Зачем ты это сделала? Зачем ты убежала?

Она размыкает прикрытые веки и долго смотрит мне в глаза. Они снова наливаются у нее слезами.

— Это была мечта Селесты. — Говорит едва слышно. — Она была такой романтичной… И это была ее мечта — вот так гулять по городу с незнакомцем, а потом расстаться с ним навсегда. И я решила исполнить ее мечту. А еще она мечтала быть учительницей и работать с детьми. Она очень любила детей.

— Поэтому ты решила стать учительницей? Сделать это за нее?

— Да…

— Зачем, Мэриэн? Ты — не она.

Слеза срывается с ее ресниц и катится крупной каплей по щеке.

— Она не заслужила того, чтобы умереть в 23 года.

Я прижимаю ее крепче к своей груди. Что бы она ни вбила себе сейчас в голову, я точно знаю, что больше не отпущу ее. Сейчас она пойдет в душ, а я проберусь в гостиную, достану из сумки ее ID-карту и сфотографирую. Чтобы знать ее полное имя, дату рождения и другую информацию, которая поможет мне найти Мэриэн, если она вдруг снова удумает, что ей надо исполнить чью-то мечту, и исчезнет.

Через 10 минут тишины, прерываемой только нашими поцелуями, она действительно идет в душ. Как только вода начинает шуметь, я залезаю в ее сумку, нахожу кошелек, открываю его и действительно вижу ID-карту.

Marian Gautier

А день рождения у нее 29 октября.

Делаю фотографию и возвращаюсь в кровать. Теперь она точно от меня никуда не денется. Частного детектива найму искать ее, если снова понадобится. Она возвращается из душа с завязанными в пучок волосами. На ней легкие летние шорты и майка. На шее остались капли воды, лицо абсолютно без косметики. Я могу любоваться ею вечно.

— Иди в душ, а я пока еду приготовлю. — Она приваливается к дверному косяку и смотрит на меня с улыбкой.

— Лягушек?

— Именно.

— Ура! Все это время о них мечтал.

Она смеется и уходит в сторону кухни. Я поднимаю с пола свои вещи и иду в ванную. Когда я возвращаюсь из душа, застаю Мэриэн у плиты. Она бросает на меня взгляд поверх плеча и возвращается к сковородке. Что-то там помешивает и посыпает какой-то приправой. Я подхожу к ней сзади и обвиваю руками.

На сковороде макароны спагетти с фаршем, томатной пастой и зеленью.

— Ты ешь болоньезе?

— Ем. — Мычу ей в шею.

— Отлично.

— А где лягушки?

— Я решила все-таки не травмировать тебя ими. Твоя тонкая русская душа может не выдержать этого.

Я смеюсь и целую ее в шею.

— Мы, русские, еще и не такое проходили. Знаешь ли, мы войну выиграли. Нас лягушками не испугаешь.

Мэриэн бьет меня кулачком по ноге и смеется.

Затем она выключает плиту, ставит на стол тарелки и раскладывает еду. Мы едим, говоря о чем-то совсем отвлеченном. Но все же я чувствую, как напряжение неизвестности и недосказанности нарастает между нами.

— Ты очень вкусно готовишь, — говорю ей чистую правда. Мне правда понравилась паста болоньезе ее приготовления. Не хуже, чем в московских ресторанах.

— Спасибо, — отвечает с улыбкой.

После ужина мы идем в гостиную. Пока Мэриэн отвлекается на сообщение в телефоне, я еще раз обвожу комнату глазами. Мой взгляд цепляется за несколько фотографий в рамках на книжном шкафу. Я подхожу ближе, чтобы рассмотреть их.

На одной из них Мэриэн сидит на зеленой лужайке в обнимку с какой-то девушкой. Им обеим лет по 14–15. У Мэриэн волосы на фотографии намного длиннее, чем сейчас. Где-то до локтя и темно-русого цвета без мелирования, с которым она ходит сейчас. У второй девушки густые темные волосы по пояс. Они счастливо улыбаются. На второй фотографии эта девушка уже одна. Это портретная съемка. Она тут старше, лет примерно 17. И на третьей фотографии Мэриэн с этой же девушкой и еще двумя парнями. Один брюнет, второй блондин. Они стоят на фоне большой деревянной лестницы, и им всем лет по 16.

— Это Селеста и мои друзья, — я и не услышал, как она подошла сзади. — Мы все называли ее Флёр, как цветок. Селестой ее редко кто звал.

Она говорит это, и голос ее дрожит. Я не оборачиваюсь к ней, продолжаю рассматривать фотографии, но затылком чувствую, как на ее глазах снова выступили слезы.

— Поэтому ты сделала татуировку цветка на запястье?

— Да. Это как символ того, что она во мне. А здесь, в Плезире, жила ее бабушка, и мы с Флёр часто к ней приезжали. Флёр очень любила Плезир, и она тут похоронена. Поэтому я тоже решила сюда переехать и пойти работать тут в школу.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Я молчу, продолжая всматриваться в лицо Селесты на фотографии. Теперь мне все понятно. Мэриэн не может ее отпустить, не может смириться с ее смертью. Она живет наедине со своим горем и отчаянно пытается цепляться хоть за что-то, что может продлить жизнь ее подруге. Живет там, где нравилось Селесте. Работает там, где хотела работать Селеста. Всю ночь гуляла с незнакомцем, как о том мечтала Селеста. Сделала себе татуировку цветка, чтобы жить за них обеих, а не за одну себя.

Я медленно к ней поворачиваюсь.