Футарк. Второй атт - Анна Орлова

– Сегодня он тоже уехал?

– Ему только что подали воду для бритья, – лаконично сказал дворецкий.

– Прекрасно. Уведомите, когда он уедет, – велел сэр Келли.

Тот снова поклонился и промолчал.

Сказать, что нам сложно было дождаться отбытия Чандлера, значит ничего не сказать. Мы с Пинкерсоном сидели у меня в комнате, вернее, я сидел, а сержант кружил по комнате, как зверь в клетке, и только что не порыкивал от предвкушения. Я был настроен более скептически (ну не идиот же Чандлер, чтобы держать улики на виду!), но и я заразился его настроением. К тому моменту, когда Оллсоп позвал нас на выход, я уже тоже готов был рыть землю копытом, как боевой конь перед атакой.

– Ну вот, – кисло сказал сэр Келли, – смотрите.

Мы с сержантом огляделись, а сам Пинкерсон разве что не принюхался.

– Разрешите войти? – спросил он у сэра Келли, признавая в нем старшего.

– Входите. Только, умоляю, ничего не трогайте! Иначе… скандал, боже, какой может быть скандал!

– Я осторожно, – пообещал сержант и прокрался по одной половице так, что любой охотник-масаи ему бы позавидовал. – Так, тут ничего… Вот вижу корзинку с мотками шерсти, но вязаного кактуса там нет. Сэр, а можно шкаф открыть?

– О боже, зачем? – простонал сэр Келли.

Мы с ним топтались на пороге.

– Оттуда пахнет чем-то. Вроде бы мокрой землей, – сказал Пинкерсон, шмыгая носом.

– Ну открывайте, – содрогнулся сэр Келли. Уж не знаю, может, он решил, что Чандлер держит там кладбищенскую землю, как в дешевых романах о вампирах.

Скрипнула дверца добротного гардероба красного дерева.

– О боже! – воскликнул председатель.

– Лилиана! – вскричал я. – Он же ее загубил!.. Корни могли загнить! И свет!

– Ага, улики налицо, – довольно сказал сержант, аккуратно прикрывая дверцу. Только сейчас я заметил, что он был в простых нитяных перчатках. – Позвольте, господа, я позвоню в участок. Тут надо как следует все обыскать, а у меня нет даже ордера.

Мы с сэром Келли схватились друг за друга и, по-моему, так и простояли, пока не прибыли инспектор Барнс с подкреплением.

– Что вы тут еще накопали? – недовольным медведем рычал инспектор (от чучела, кстати, он шарахнулся так же, как все остальные). – Какие еще улики?

– Вот, похищенный у мистера Кина кактус, – четко отвечал сержант.

– Может, это другой!

– Уж я свою Лилиану узнаю среди тысячи! – вступил я с хорошим чувством момента. – Позвольте, я ее заберу, ей срочно нужно в теплицу, тут же холодно и сырость…

– Это вещественное доказательство, – уперся Барнс, – оно отправится в участок!

– Но вы ее загубите!

Препирались мы еще долго, пока Пинкерсон со свойственной ему изобретательностью не предложил сделать фотографию улики. Я на радостях пообещал оплатить услуги фотографа, и инспектор, поворчав, сдался.

Тем временем обыск шел своим чередом, и на свет появились описания лофофоры и действия ее активных веществ, фотографии, разнообразные порошки и настойки, вероятно, из того же несчастного кактуса… А еще альбом с вырезками из газет и журналов – в основном рецензии на выступления различных музыкантов, репортажи с музыкальных конкурсов.

Барнс метал на сержанта убийственные взгляды. Пинкерсон сиял и улыбался мне. Сэр Келли утирал испарину с лысины и нервно вздрагивал, стоило хлопнуть двери внизу. Там дежурили два дюжих констебля, призванных перехватить Чандлера, едва он переступит порог особняка.

– Картина ясна, – сказал сержант, надувшись от гордости, и потыкал в журнал с вырезками. – Глядите, вот это имя… Этого газетчика убили, а до того он писал о выступлении Чандлера. Гадость написал, кстати, но это же не повод убивать! А вот про учителя музыки… Что с ним, не знаю, может, отказался Чандлера обучать? Это у него спрашивать надо.

– А остальные? – буркнул инспектор.

– Наверно, просто дурно о нем отзывались. Ну, тот богач мог оскорбить походя, студенты тоже на язык остры, а бедный скрипач… конкурент, я думаю, – пожал плечами герой дня Пинкерсон. – Это на допросе выяснится. А вот тут список-то большой, вырезок масса… Представляете, сколько бы он еще убил?

– Угу, – мрачно сказал Барнс. – Так, значит, в газеты…

– Никакой прессы! – хором воскликнули сержант с сэром Келли, а Пинкерсон добавил:

– Простите, сэр, такое условие. Берем убийцу, но чтоб без огласки. Хотите, всем скажу, что это вы его…

– Вы мне еще условия ставить будете? – начал наливаться краской инспектор, но тут внизу наконец хлопнула дверь, послышались звуки возни – это, видимо, Чандлера затаскивали в служебную комнату, как было уговорено, а потом по лестнице взбежал красный как рак констебль.

– Сэр, – неуверенно сказал он инспектору, – вы сказали обыскать задержанного… Только это…

– Что?!

– Нам бы даму… Вроде в соседнем участке служит одна такая, разрешите пригласить?

– Да зачем?! Женщина-то вам зачем потребовалась? Сами не можете?!

– Никак нет… – еще гуще покраснел констебль. – Это… Чандлер… Он… Он дама!

Тут уж мы все лишились дара речи, а сэр Келли схватился за сердце.

– Не верите – сами пойдите посмотрите! – выдал полицейский.

Ну разумеется, мы не пошли, а остались ждать вызванную сотрудницу полиции…

Когда Чандлера – не Юджина, а Юджинию, как выяснилось, – выводили через черный ход, она визгливо ругалась и кричала:

– Вы ничего не понимаете, плебеи! Музыка будет вечной! Она переживет всех вас, косные, тупые люди! Я призвана нести музыку высших сфер!..

Это потом уже я узнал всю историю, а вкратце позволю себе изложить ее здесь. Юджиния Чандлер была влюблена в музыку, недурно играла на нескольких инструментах и мечтала сделаться композитором, но, разумеется, женщине такой путь был заказан. Так она стала Юджином: при ее внешности, крупной кости, плоской фигуре и грубоватых манерах притворяться мужчиной не составляло труда. Она вступила в наше общество, даже побывала в паре-тройке несложных путешествий, где и узнала о свойствах Lophophora williamsii. Должно быть, приготовленный из кактуса напиток окончательно расшатал и без того неустойчивую психику Юджинии, и в итоге она окончательно уверовала в свою избранность.

Затем она распустила слух о подхваченной малярии, чтобы, не вызывая подозрений, предаться музицированию (используя зелье из лофофоры для стимуляции вдохновения). Увы, ее музыку не воспринимала публика, ее освистывали, а призы на конкурсах получали другие…

Те, кто посмел усомниться в таланте Юджинии, дорого поплатились за это. Тот несчастный учитель действительно отказался взять великовозрастного «ученика», прочие – кто резко отозвался о манере игры Юджинии, кто просто посмеялся… Она мстила всем, оставляя на телах своих жертв знаки божественного кактуса (лофофору действительно обожествляют некоторые племена индейцев).