Серьезные мужчины - Ману Джозеф

Разговор продолжился с долгими сокрушительными паузами, в которых Ачарья признал болезненный язык последнего расставания. А потом услышал голос Опарны, отчетливо объяснявший, как однажды рано утром в припадке любви и мести она загрязнила пробу.

Ачарья не осознавал, что держит недоеденный банан у рта больше пяти минут. Когда Айян сунул диктофон обратно в карман брюк, Ачарья тихо спросил:

– Как вы это добыли?

– Я слушал, – ответил Айян.

Ачарья засмеялся.

– Я всегда знал, что вы мерзавец, – сказал он. – Но почему вы не показали эту запись следственной комиссии?

– Мы тогда еще не заключили с вами сделки.

– А теперь заключили?

– Давайте поговорим о вашем будущем, сэр, – предложил Айян. – Вот было б хорошо, если б вы снова получили свою старую работу? Вы разве не хотите слать воздушные шары и проводить другие эксперименты? Я знаю, как это устроить.

– Как?

– Предоставьте это мне. Я знаю, что делать. Но вы должны мне помочь. Мне нужен вопросник. Вы мне поможете?

Ачарья молча доел банан. А затем сказал:

– Есть три варианта вопросника.

– Я знаю. Где они?

– И на сей раз вопросы там зверские, – сказал Ачарья и хмыкнул.

– Где вопросники?

– Мы только-только отправили вопросы в печать, когда все это дерьмо заварилось. Все три вопросника – классика. Джана, может, уже решил, какой из трех отправится в экзаменационные центры.

– Где вопросники?

– Вам их не добыть, Айян.

– Добыть. Только скажите, где они.

– Их здесь нет, – ответил Ачарья с торжествующим смешком. – В Институте их никогда не хранят. Они в опечатанной и охраняемой камере в АИЦ Бабы. Вам туда не проникнуть.

Атомный исследовательский центр имени Х. Дж. Бабы[31]– крепость, какую не взять силами конторщика. И Айян это понимал.

– Что же нам делать?

– А зачем вам вопросники? – спросил Ачарья, ткнув пальцем себе в голову. – Оно все тут.

– Вы помните все вопросы?

– Бо́льшую часть.

Айян вскочил на ноги и зарылся в ящики стола. Выхватил пачку чистых листов бумаги и ручку, положил их перед Ачарьей.

– Пишите, – сказал он.

– Скажите, Айян, ваш сын – гений?

– Да, сэр.

– Правда? – переспросил Ачарья, веселясь. – Он вообще выиграл на самом деле тот конкурс? Он правда может выдать по памяти первую тысячу простых чисел? Он правда тот, каким его считают люди?

– Для вашего будущего это не важно, – ответил Айян. Ачарья расхохотался.

Ачарья сел за стол и записал около двухсот вопросов из трех версий опросника, время от времени восхищенно хрюкая – до чего гениальны были некоторые. Закончив, отдал бумаги Айяну.

– Ответы тоже запишите, сэр, – сказал тот.

Ачарья засмеялся.

– Так и сделаю, – ответил он. – Однако знайте вот что. Сорок правильных ответов из ста – это очень-очень хороший результат. Так что пусть ваш сын не пытается дать больше сорока. Иначе будет выглядеть подозрительно.

* * *

В день экзамена Оджа намаслила сына и ошкурила его горстью копры. Он облачился во все новое, купленное матерью за неделю до события. В «полные штаны», как она их называла, и рубашку с длинным рукавом. Оджа вручила допуск на экзамен Айяну и в точности так же сунула ему руку мальчика. В дверях она обняла и поцеловала сына – и расплакалась. Ади смотрел на отца в отчаянии. Но когда мать наконец распрощалась с ними и закрыла дверь, мальчик насупился. Он слышал, как она плачет, а ему не нравилось, когда она так плачет – в одиночку и без повода.

– А можно ей с нами? – спросил он отца.

– У нее много дел, – ответил Айян.

Они шли по сумрачному коридору, в дверях стояли и глядели люди. Кто-то улыбался, кто-то желал удачи. Пройдя полкоридора, Айян осознал, что небольшая компания мужчин, женщин и детей идет следом. Они спустились по лестнице, выбрались на разбитую мостовую чоулов, а толпа все прирастала. Когда они вышли на дорогу, позади них тенью следовало не меньше сотни соседей. Люди с любопытством смотрели из окон автобусов и машин – пытались понять, что происходит.

Кто-то остановил проезжавшее мимо такси.

– Нам разве не надо экономить? – спросил Ади отца.

– Сегодня – нет, – ответил Айян.

Они стояли рядом, лица их ничего не выражали, словно превратились в фотокарточку. На Айяне Мани была лучшая рубашка из всех, какие он надевал в жизни. Босой – потому что желал показать, что ему все равно. Оджа надела то же сари, что и на викторину. Муж вновь заставил ее пожертвовать блеском в пользу неразумных требований изысканности. Ади стоял между ними и страдал: опять эти длинные брюки. Семья замерла у кухонного помоста и таращилась на дверь. Доносился приглушенный, но постепенно нараставший шум. Приближалась толпа. Оджа нервно осмотрела их жилище. Приметила нитку паутины под деревянными антресолями.

– Есть у нас время прибраться? – спросила она.

– Ты спятила? – спросил Айян.

– Ну хоть молоко вскипятила, – сказала она, разглаживая складки на сари. Айян попытался понять, что она только что сказала.

– Зачем ты кипятила молоко? – спросил он.

– Не знаю, – ответила она. – Когда не знаю, что делать, кипячу молоко.

Снаружи по коридору прошла девушка в облегающей рубашке и джинсах, а с ней – громадный мужчина, несший на плече камеру. За ними гудела толпа. Коридор забился так, что мужчин и детей по краям притиснуло к блеклым стенам, а кто-то весело падал в открытые двери соседских комнат.

До единственной закрытой двери в коридоре девушку сопровождало около десятка мужчин. Они постучали. Дверь приоткрылась, и показалось лицо Айяна – оценить ситуацию. Но давление на дверь преодолело его сопротивление, и он сдался. Репортершу и оператора внесло в дом приливной волной счастливых соседей.

– Не все сюда! – закричала девушка. – Кто Айян Мани? – спросила она.

Айян принялся выпихивать людей вон.

– С ума посходили. Дайте людям поработать, – приговаривал он.

– Ты нас уже забыл, Мани! – сердито крикнул крошечный мужчина, когда его вытолкали наружу. – Большой человек стал, да?