Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя. Часть 2 - Александр Дюма

– Что вы делаете? – спросил Бекингэм.

– Ничего, – успокоил его Рауль, – это не затянется.

Противники стали в позицию, и клинки скрестились.

Де Вард бросился на Рауля с такой стремительностью, что при первой же схватке Бекингэм понял, что Рауль щадит своего противника.

Герцог, отступив, смотрел на поединок.

Рауль дрался так спокойно, точно в его руках была рапира, а не шпага. Он высвободил свою шпагу, зацепившую шпагу противника у самой рукоятки, и, отступив на шаг, отпарировал три-четыре удара де Варда; потом, угрожая ему ударом ниже пояса, который де Вард отразил круговым движением, Рауль ударил по его шпаге, выбил ее из рук врага и отбросил на двадцать шагов за ограду.

Де Вард стоял безоружный, ошеломленный; Рауль вложил свою шпагу в ножны, схватил дрожащего от ярости противника за ворот и за пояс и перебросил его через изгородь.

– До встречи, до встречи, – пробормотал де Вард, поднимаясь на ноги и подбирая свою шпагу.

– Черт возьми, – произнес Рауль, – вот уже целый час, как я повторяю вам то же самое.

Потом, повернувшись к Бекингэму, попросил:

– Умоляю вас, герцог, ни слова об этом. Мне стыдно, что я дошел до такой крайности, но я не смог сдержать гнев. Прошу вас, извините меня и забудьте.

– Ах, дорогой виконт, – проговорил герцог, сжимая суровую, честную руку Рауля. – Позвольте мне, напротив, помнить и думать о вашей безопасности. Этот человек опасен, он убьет вас.

– Мой отец, – ответил Рауль, – жил под угрозой более страшного врага двадцать лет и уцелел. В моих жилах течет кровь, которой покровительствует судьба, герцог.

– У вашего отца были хорошие друзья, виконт.

– Да, – вздохнул Рауль, – такие друзья, каких теперь не найдется.

– Прошу вас, не говорите так, когда я предлагаю вам свою дружбу.

И Бекингэм раскрыл объятия Бражелону, который с удовольствием принял предложенный союз.

– В нашем роде, – прибавил Бекингэм, – умирают за тех, кого любят. Вы это знаете, виконт.

– Да, герцог, знаю, – ответил Рауль.

Ничто больше не нарушило спокойствия в пути.

Под каким-то предлогом, не вызвавшим никаких толков, де Вард уехал вперед. Он увез с собой Маникана, ровный и мечтательный характер которого уравновешивал его раздражительность.

Бекингэм и Бражелон приняли де Гиша в свой дружеский союз; теперь они втроем неустанно восхваляли принцессу. Бражелон добился того, что этот концерт похвал теперь состоял из трио, а не из сольных выступлений, к которым прежде имели опасное пристрастие де Гиш и его соперник.

Такая гармония очень нравилась королеве-матери. Но она, может быть, приходилась менее по вкусу молодой принцессе, кокетливой, как демон; не боясь за себя, она любила опасные положения. Принцесса обладала безрассудным и дерзким сердцем, ей нравилось скользить по краю пропасти, ее влекло острое лезвие, словно она жаждала ран.

По пути в Париж принцесса приобрела тысячи поклонников, за нею следовали с полдюжины безумцев и два совершенно сумасшедших. Только Рауль, видевший всю прелесть этой девушки, но хранивший в сердце другую любовь, рядом с которой не оставалось места для новой, вернулся в столицу холодный и настороженный.

Дорогой он иногда беседовал с королевой об упоительном очаровании, исходившем от принцессы, и королева-мать, которую многому научили перенесенные несчастья и пережитые разочарования, ответила ему:

– Генриетта стала бы знаменитой, даже если бы она родилась не в королевской семье, а в полной безвестности: она женщина с яркой фантазией, своенравным характером и твердой волей.

Де Вард и Маникан, двое разведчиков и курьеры, объявили о приближении принцессы.

В Нантере поезд принцессы был встречен блестящим эскортом из всадников и экипажей. Это принц, вместе с де Лорреном и другими своими любимцами, в сопровождении части королевской гвардии, выехал навстречу невесте.

В Сен-Жермене принцесса и королева перешли из дорожного экипажа, тяжеловатого и немного поистрепавшегося от путешествия, в изящную, роскошную карету, запряженную шестеркой лошадей в белой золоченой сбруе. В этом экипаже прекрасная молодая принцесса сидела под балдахином из вышитого шелка, с каймой из перьев, словно на троне; на ее сияющее лицо падали розовые блики, нежно играя на ее матовой, как перламутр, коже.

Подъехав к экипажу, герцог Филипп был поражен красотой Генриетты и так явно выразил свое восхищение, что де Лоррен, стоявший среди других придворных, пожал плечами, а граф де Гиш и Бекингэм почувствовали сердечную боль.

После обмена любезностями и выполнения всех правил церемониала процессия медленно двинулась к Парижу.

Членов свиты наскоро представили принцу. На Бекингэма указали только в числе других знатных англичан.

Принц обратил на них мало внимания. Но, видя по дороге, что Бекингэм упорно держится подле дверцы кареты, он спросил у неразлучного с ним де Лоррена:

– Кто этот всадник?

– Вашему высочеству только что представили его, – ответил де Лоррен. – Это герцог Бекингэм.

– Ах да, правда.

– Кавалер принцессы, – прибавил фаворит особенным тоном, каким только завистники умеют произносить самые простые фразы.

– Что такое? – спросил принц, не останавливая коня.

– Я сказал: кавалер.

– Разве у принцессы есть назначенный для ее сопровождения кавалер?

– Гм! Мне кажется, вы это так же хорошо видите, как и я; посмотрите только, как они мило и весело болтают вдвоем.

– Втроем.

– Как втроем?

– Конечно, ты же видишь, что де Гиш участвует в их беседе.

– Да, вижу… Конечно. Но что это доказывает? Только то, что у принцессы не один кавалер, а два.

– Ты все отравляешь, ехидна.

– Вовсе нет. Ах, ваше высочество, какой у вас строптивый характер! Представители Франции приветствуют вашу будущую супругу, а вы недовольны.

Герцог Орлеанский боялся язвительных замечаний де Лоррена, когда насмешливость фаворита особенно разыгрывалась.

Он оборвал этот разговор.

– Принцесса недурна собой, – небрежно заметил он, точно речь шла о посторонней ему женщине.

– Да, – тем же тоном ответил де Лоррен.

– Ты произнес это «да» совсем как «нет». А я нахожу, что у нее очень красивые черные глаза.

– Маленькие.

– Верно, не особенно большие. У нее красивая фигура.

– Ну, фигура не блестящая, ваше высочество.

– Пожалуй. Зато у нее благородная осанка.