Попаданка по обмену, или Альма-матер не нашего мира - Рина Гиппиус

– А что я? Я аккуратно и незаметно это вино через плечо под ближайший кустик выливала. Знаешь, как жалко было? – протяжно, чуть ли не со всхлипом, сказала Чуба. – Оно ведь наверняка дорогущее и вкусное, – посетовала соседка, напомнив мне рачительную хозяюшку, но никак не пылающую утонченной страстью особу.

– И что потом? – Любопытство, которое в свое время превратило обезьяну в человека (а вовсе не труд, как любят утверждать начальники, нагружая сверхурочкой), прогнало сон напрочь. Теперь я жаждала подробностей столь необычного свидания. Чубыся не подкачала.

– А потом мне резко захотелось мороженого, о чем я мусику и сообщила, икнув ему в лицо и обдав хмельным амбре.

Я живо представила гномку в амплуа «икающая дама подшофе» и усмехнулась. Но нефилиму ничуть не сочувствовала. Сомнительные методы достижения целей всегда имеют специфический душок и, используя их, надо быть готовым, что вкус у получившегося блюда будет далек от ожидаемого.

Чуба меж тем продолжала:

– В общем, пока мусик летал за мороженым, я мирно и заснула. – Чуба тяжело вздохнула и потом, словно признаваясь в сокровенном, понизив голос, произнесла: – Знаешь, что было самое тяжелое в этом спектакле? Сопеть и тихонечко похрапывать. Не умею я это делать.

А потом, прищелкнув пальцами, решительно произнесла:

– В следующий раз перед этим настырным разыграю отравление.

Я невольно обратила внимание на то, как она называет нефилима: вроде и в шутку, но все же. Было в этом «мусике» что-то такое… Словно Чуба неосознанно, но уже считала его своим. Эх, сдается, не дождется гном своей Чубочки, совратит-таки ее нефилим и утащит к алтарю на крыльях любви, причем не иносказательно.

Утро началось с резкого стука в дверь. Я, полусонная, накинув халат и поймав с третьей попытки жутко верткую тапочку, засевшую под кроватью, как партизан в Белорусском Полесье, потопала открывать. На пороге стояла комендант. Жутко раздраженная, она вызвала у меня стойкую ассоциацию с язвой (как в медицинском, так и в тривиальном значении этого слова). Она с желчью процедила сквозь зубы:

– Из посольства вам просили передать. Сказали, что срочно.

С этими словами дама протянула мне конверт.

Едва только я его взяла, визитерша резко развернулась на каблуках, так что ее волосы хлестнули меня по лицу, и гордо удалилась, раздраженно бросив в пространство:

– Еще я на побегушках у всяких профурсеток не бывала с утра пораньше.

Комендант ничуть не заботилась о том: услышу я ее комментарий или нет, и это было даже обиднее, чем смысл сказанного. «Так вот что обо мне и Вердже думают окружающие», – кольнула мысль. Хотя, может, комендант просто злая оттого, что ее разбудили в такую рань и заставили лично какой-то студентке доставлять послание.

Я глянула на конверт. Лаконичная надпись: «Камаевой Арине. Лично». Внизу был указан адресат: «Глава департамента слияния миров Рандел Мейнс, граф Флингоун». И уверенная, словно идущая на взлет, подпись.

Сломав сургучную печать, я глянула внутрь. Всего пять листов, исписанных мелким, убористым почерком. Словно досье, но только больно уж куцое, и маленькие карандашные портретные наброски, прикрепленные к каждой биографии. Неужели за указанный срок под описание попала только пятеро студенток?

«Эрих-Корнелия Моруа, двадцать три года. Направление магии: пространственник. Дар проявился в возрасте десяти лет. С двенадцати до шестнадцати лет обучалась в закрытом пансионате для девочек. В академию поступила в семнадцать лет. Успеваемость по…» – Я быстро пробежала глазами краткую биографию, дойдя до главного: «Внешность: блондинка с правильными чертами лица. Глаза голубые, рост около весмнадцати римров». Всмотрелась в портрет. Миловидная, немного задумчивая девушка. Что-то в ней было от красавиц эпохи Ренессанса, когда очарование сквозит полутонами: во взгляде, жестах, полуулыбке. В ней не было гламурной конфетности и крикливой обертки, как у современниц моего мира, но в этом и было ее очарование.

Внешность, как оказалось, соответствовала содержанию: «Характер мягкий. Внимательна, аккуратна». Подходит.

А, вот самое главное: «По собственному желанию прекратила обучение в академии. Ныне пребывает в доме скорби. Каждую неделю ее навещает дед Арселий Моруа». Я перевернула листок. На обратной стороне было два адреса. Один: улица и дом – скорее всего, это координаты местной психбольницы, а второй с указанием квартиры. Это, я так поняла, был адрес деда.

Прочитала информацию еще о четырех девицах. Хотя они мне и подходили, но казались менее перспективными: одна резко сменила направление деятельности и изготовлению зелий предпочла ювелирный бизнес отца. Вторая ныне являлась любовницей высокопоставленного чиновника. Видимо, возлюбленный не потерпел того, что его дама сердца делит свое внимание между ним и магией стихий. Третья была вынуждена бросить учебу, чтобы помочь семье и уже полгода как работает помощницей знаменитого артефактчика. Очки и сутулая спина (при красивой от природы внешности) свидетельствовали о том, что девушка весьма успешно гробит глаза и здоровье над амулетами. Последняя перевелась в другую магическую академию, судя по всему, находившуюся в соседней стране. Но у всех четверых был один недостаток перед Моруа. Их наклонности не относились ни к пространственной магии, ни к теоретической. Вероятнее всего, именно Корнелия пересеклась в свое время с нашим покойным.

Пока я шуршала листами, Чуба мирно спала. Решила не будить соседку и, тихо собравшись, покинула комнату.

Был ранний, сумеречный час, когда туман, играя с воображением неурочных прохожих, превращает обыденное в мрачную сказку. На улице царила ее величество серость: вроде бы уже и не ночь, но и утро еще не заявило о своих правах.

До начала занятий еще несколько часов. Сейчас большинство студентов видели предпоследние сны. Но не я, бежавшая в сторону мужского общежития. У меня был адрес, по которому я планировала нанести визит. И лучше это было сделать в компании Верджа.

* * *

Камешек, звонко стукнувший в оконное стекло и отскочивший от прозрачной глади, устремился обратно вниз. Упав, глухо ударился о бордюр и покатился, переваливаясь на неровных гранях. Мое сердце стучало так же быстро, как каблуки степиста, бьющего чечетку. Я подняла еще один маленький метательный снаряд, намереваясь повторить нехитрый маневр. Именно так сотни лет ребятня и влюбленные вызывали на улицу засидевшихся домоседов. Пока не изобрели мобильные. Но повторения не потребовалось. Оконные створки распахнулись, и показалась взлохмаченная макушка Дейна.

– Привет, – поздоровалась я громким шепотом. Отчего выбрала тональность ужа, и сама не знаю, но говорить в полный голос отчего-то не хотелось. Все ведь спят вокруг: и люди, и нелюди, и природа. Совестно их будить. – Позови Верджа, пожалуйста.