Смертный бой. Триколор против свастики - Федор Вихрев

Поднялся ветерок, ласково обдувавший горячие лица. Они шли и молчали. Потому что им было нечего говорить. Иногда он стирал с ее лица кровь, стекающую из глубоких царапин. Иногда она осторожно гладила его по тяжело дышащей груди.

Потом лучи света стали сливаться в стену, потом эта стена ослепила их. Потом свет охватил их со всех сторон, и лишь маленькое темное пятно маячило впереди. Потом это пятно стало разрастаться, увеличиваться и словно втягивать в себя. Как будто ты едешь по дороге и въезжаешь в тоннель. Темный-темный грохочущий тоннель. Такой, что остается лишь надеяться на свет в его конце. Ты знаешь, что он там должен быть. Знаешь, но не уверен. И остается лишь надеяться на него и верить ему.

Офицер внутренних войск нагнулся и осветил мощным фонарем тела, отброшенные пулями на сухую траву:

— Вроде эти. А может, и нет! Взвод! За мной! И осторожнее, они вооружены! Огонь на поражение без предупреждения!

Он перешагнул через два тела, чтобы продолжалась жизнь…

Сергеев Виталий Александрович, Глава Тамбаровской районной администрации, Оренбургская область

Летнее солнце будит рано. Не было и шести, когда вырванный его лучами из сонной неги, я, потянувшись, встал и пошел на двор за утренним моционом и зарядкой. Впервые за последние дни было совершенно безоблачно и безветренно. Залитое светом утро освежало прохладой. Закончив с физпроцедурами, я перешел к водным. Вчера коммунальщики снова дали летнюю воду и я помылся прямо во дворе. Зайдя домой, я застал жену на кухне (да, похоже, нужна была война, чтобы мой домашний генерал полюбила готовку). Растерев себя полотенцем, я оторвал жену от кулинарных изысков: было еще одно важное дело, которое мы с ней в этой суете четыре дня как забросили…

Через полчаса мы сели завтракать, но допить чай мне не дал звонок. Ясненская дивизия РВСН сегодня запускала спутники связи — надо было восстанавливать поредевшую спутниковую группировку. Вот и предупреждали, чтоб мы не допустили ни протестов, ни паники. Года три назад они на земле баки решили взрывом утилизировать, в сотне километров от нас… Гептил висел в воздухе неделю. Понятно, что население оренбургской целины встало на дыбы, впервые прошли многолюдные митинги… Оправдания военных, что, мол, рвали в малонаселенной местности, триста тысяч вдыхавших гептил целинников только разозлили. Волну удалось унять с трудом. Сильно подействовало то, что наши крики снижают стоимость нашей же пшеницы… Твердая и ценная пшеничка наша в каждой второй булке и макаронинке Евразии есть… Вот вам и «малонаселенной». С тех пор о пусках и сообщают. В семь информация по радио и телевидению пойдет.

Пуск, кстати, был не простой. Выводимые спутники были американские. Они нам так «Сатану» помогали уничтожать. На второй день переноса американцы попытались улизнуть на свою базу в Киргизию, но неудачно. Наши погранцы и фээсбэшники их отловили и, похоже, убедили отдать коды управления. Америке-то спутник еще лет 20 нужен не будет… Но они за извоз проплатили, да и патенты за США… впрочем, за каким США! Нет такой державы! А у САСШ прав на этот спутник нет! Да, коллизия… Если мы правопреемство признаем, то боком выйдут нам эти фокусы.

Проснулся сын. Подошла мама. Вчетвером завершили завтрак. Я предложил съездить на плотину. Вода по сводкам уже до плюс двадцати одного прогрелась и по-утреннему прохладцу будет даже теплой казаться. А вот после назначенного на полдень пуска недели две купаться будет нельзя. Быстро собравшись, мы выехали на часок отдохнуть.

На выезде из поселка я предъявил на посту свой пропуск, и через 5 минут мы были уже у воды. Уровень воды сильно упал. Сухое лето, осень без дождей, а теперь еще и украденная зима… Похоже, с водой в этом году будет туго.

На пляже пока было безлюдно. Но чуть поодаль были видны машины рыбаков. Пара из них удила в трех десятках метров от берега на лодке. Я вошел в воду и минут пять плыл вдоль берега. Жена, войдя только по колено, плескалась с сыном на мелководье. Все же для нее и ребенка вода чуть дальше от берега была уже холодной. Впрочем, и мне стало потягивать судорогой ногу, и открытие купального сезона сорок первого года я свернул. Мы еще походили вдоль берега, понаблюдали с сыном за проснувшимися раками и собрались в обратный путь. Доставив семью домой, я решил еще съездить на аэродром, принимая хозяйство, я не успел посмотреть его.

Тамбаровский аэродром был нашей гордостью и болью. Расформированный, как говорили, по ошибке авиаполк оставил его в девяносто шестом на хранение нашему району. И вот уже четырнадцать лет надземные и подземные сооружения были золотой жилой для цветметчиков и строителей. Новый бум начался лет шесть назад, когда стали разбирать плиты рулежек. По договору с Минобороны район имел на это право, но деньги ни в бюджет района, ни на поддержание взлетки с этих продаж не доходили… Часть сооружений спасал погрузочный пункт Гайского ГОКа, разместившийся на базе казарм и железнодорожной ветки при аэродроме. Но крайние лет пять я на аэродром не ездил: сделать ничего не мог, а смотреть было больно. Теперь же история, кажется, давала шанс, возродив аэродром, вернуть ему и нашему поселку жизнь.

Проехав мимо железнодорожного вокзала и лесополосы, я миновал переезд и, не встретив на пути ни постов, ни машин, проехал к шлагбауму у въезда на аэродром. Охраны у шлагбаума не было: РОВД его давно не охранял, а охрана ГОКа, после консервации в четверг добычи на медном карьере, осталась только на объектах предприятия. Проехав мимо руин КПП, складов и пункта управления полетами, я оказался на взлетке. Широкая, метров в сто, полоса тянулась с запада на восток более чем на три с половиной километра. Обрамленная капонирами, она и сегодня сверху мало походила на «Заготскот», в качестве которого фигурировала в восьмидесятые на картах. Ближнее рассмотрение бетонки меня не обрадовало. Из пяти слоев плит верхний ряд был полностью сорван, по краям рука вандала дотянулась уже и до второго ряда. Теперь на Тамбаровский аэродром, принимавший в восемьдесят девятом «Буран», смело могла садиться разве что «Йокосука-Ока»! Любой другой самолет при посадке полностью бы уподобился ей.

Черт бы нас всех побрал! Немец на русской службе страшнее всех люфтваффе! Впрочем, при чем здесь немец! Кто вырывал здесь плиты, грабил стоящие рядом склады и казармы? Кто тянул последние годы все, что мог утянуть? Это мы, русские разных национальностей, грабили свою страну, превращая ее в такой же вот аэродром, способный еще противостоять ядерному удару, но не способный более поднимать в небо новые самолеты! И теперь вся наша банда воров получила в свой лен целый мир! Если мы сами себя не остановим, нас теперь никто не остановит, и я не удивлюсь, если через пять лет мы умудримся разворовать и просрать плоды новой Победы!

Надо думать! Нам и окружающему нас миру нужно дать шанс остаться людьми, не дав сильнейшему скатиться до уровня пахана на зоне, а бедным и слабым сесть на нашу шею. Войну ведут пушки, а заканчивают перья. Похоже, пришел черед юристов обеспечить несокрушимость нашей Победы! Непечатно выругавшись, я сел в машину и повернул домой.

Было уже около одиннадцати, когда я подрулил к дому. Переодевшись в цивильное — сменив рубашку и захомутав себя галстуком — я выпил домашнего трехдневного кваску. Освежает! Похоже, квасу и «Байкалу» с «Саянами» быть теперь мировыми напитками. Жена решила пройтись по воскресному базару, и, пустив ее за руль, я позволил ей завезти меня на работу. В администрации было пусто. Охранник открыл входную дверь и «взяв под козырек» проводил меня с ключами до моего кабинета. На час мы договорились встретиться с приехавшим из области Гинкелем, но назначенный на полдень ракетный старт требовал моего более раннего присутствия. Войдя в свой кабинет и включив комп, я прошел в комнату отдыха и сделал то же с чайником. Кажется, мой предшественник не был большим чаелюбом или кофеманом, а мне, похоже, диспенсер нужно будет ставить. Надо сказать в понедельник управделами.