Трикстер, Гермес, Джокер - Джим Додж

Вольта резал помидоры для соуса, который собирался подать к своим знаменитым уевос ранчерос.[20]Он положил нож, пробормотал «Браво» и поаплодировал — после чего вернулся к помидорам.

Он ощущал присутствие Дэниела, но очень старался не замечать его. Было облегчением избавиться от парня, хотя бы и на несколько минут. С того момента, как Дэниел прошел сквозь зеркало и вернулся, он забрасывал Вольту вопросами, и с точностью Вольта мог ответить только на первый из них:

— Куда вы засунули яд, в оладьи или в ветчину?

— Дэниел! Я слишком горжусь своими оладьями и ни за что не навлек бы подозрений на ветчину Тикк Хатауэй.

— Тогда куда?

Вольта не понял по интонации, требовал Дэниел или умолял.

— В яблоко, которое накрошил в твой фруктовый салат. В христианском духе.

— В христианском?

— Древо знания. Запретный плод. Соблазн, падение и все такое. Одни запретные плоды сладки, вкус других отвратителен.

— Что отвратительно, так это накачивать других наркотой. Да еще в смеси с амфетамином.

— Я принес свои извинения. Это было вызвано необходимостью. Могу лишь повторить их. И будь добр, не называй это ядом. Шармэн потратила несколько недель напряженной работы на этот возбудитель.

— Она меня терпеть не может, — сказал Дэниел.

Вольта с удивлением заметил печальную нотку в его тоне.

— Вот уж нет. Имей в виду, она высоко отзывалась о тебе. А, как тебе, без сомнения, известно, она обладает редкими знаниями и выдающейся проницательностью.

Дэниел упрямо помотал головой.

Больше точных ответов у Вольты не было. Но Дэниел разразился очередью новых вопросов, вероятно, ему казалось, что ответы существуют, надо только докопаться до них.

— А почему исчезает одежда и все, что внутри нее? По идее, все это должно просто упасть на пол.

— Не знаю, — терпеливо отвечал Вольта (в большинстве случаев это был единственный честный ответ). — Могу только сказать тебе, основываясь на собственном опыте: то, что соприкасалось с твоим силовым полем долее тридцати-сорока часов, исчезает вместе с тобой и вместе с тобой материализуется. Хотя это тоже зависит от силы собственного поля предмета и того, насколько оно гармонирует с твоим.

— Что вы называете силовым полем? Тело?

— Дэниел, я могу лишь строить догадки. Я представляю это как сумму энергий: плоти, души, духа или чего-то еще, что является элементом существования.

— Подождите. Ну, например, я исчезаю с перочинным ножиком в кармане, выхожу наружу и втыкаю его между камнями. После того, как я материализуюсь обратно, ножик все равно будет при мне?

— Не знаю, не пробовал. Думаю, он материализуется между камнями, там, где ты его оставил.

— Но почему? Он ведь будет уже вне моего силового поля.

— Не знаю. Возможно, это какое-то исключение из пространственно-полевых законов. Или, как любит повторять Улыбчивый Джек: «Ты не можешь быть сразу в двух местах, если тебя вообще нигде нет».

— Но подождите. Чем мы видим, если у нас нет глаз, чем слышим, когда исчезают уши? Не понимаю.

— Потому что это невозможно, Дэниел. Если невозможное станет понятным, оно перестанет быть невозможным. Поверь, я пытался навести справки — с осторожностью, конечно — но не получил ответа ни у физиков, ни у магов. Единственное, на чем сошлись все, кто попытался об этом задуматься: система органов чувств не ограничивается исключительно телесным. Представь, что ты на время превращаешься в собственный призрак.

— Я не верю в призраки.

— Можешь сказать это своему призраку.

— Ну ладно, ладно. То есть вы хотите сказать, физическое тело превращается в дух.

— Не знаю. Единственное, что я могу сказать — мы рождены, чтобы удивляться.

— Но мне хотелось бы знать… — очевидно, у Дэниела созрела новая обойма вопросов.

В целях самозащиты Вольта добавил в ежедневный аспирантский режим Дэниела еще четыре часа медитации. Но это не помогло. Вопросов меньше не стало, Дэниел просто начал быстрее их задавать.

— Почему вы считаете, что исчезновение — это концентрация? Я бы сказал, что это скорее растворение.

— Возможно, мы занимаемся разными вещами, или же одним и тем же, но по-разному.

— И поэтому я не испытываю того чувства пустоты и остановки времени, которое предшествовало вашим исчезновениям?

— Думаю, да.

— Но кое-что общее в наших исчезновениях все же было. Почему?

— Не знаю. Может, так интереснее?

Переадресация вопроса тоже ни к чему не привела, Дэниел его просто не заметил, он размышлял над своим собственным до тех пор, пока Вольта не посоветовал без обиняков: «Дэниел, задавай те же вопросы самому себе. Ты знаешь ровно столько же, сколько и я, а вскоре, я уверен, будешь знать намного больше».

Вольта протер разделочную доску. Дэниел оставался невидимым намного дольше, чем предусматривала программа. Вольта подавил желание взглянуть на часы. Дэниел превзошел своего учителя. Ему не нужно было настоящее зеркало, он просто представлял его — такого Вольте никогда не удавалось. Это не удивляло его, беспокоило другое — с самого начала Дэниел начал рискованную игру. Хотя до сих пор Дэниел соблюдал дисциплину и выказывал уважение, его желание познать непознаваемое было чересчур настойчивым. Вольте это не нравилось. Разбивая яйца в миску, он принял решение положиться на волю Звезды. Он устал от постоянного принятия решений, от вопросов, на которые не мог ответить или отвечал уже слишком много раз. Если им удастся похитить Алмаз, он обретет то, к чему стремился. И после этого можно будет провести оставшиеся годы, наблюдая за ветром, навещая друзей, ухаживая за садом, смакуя глоток утреннего чая — оставаясь в центре Алмаза.

Вольта все-таки глянул на часы. Да, со спокойствием придется повременить. Дэниел исчез четверть часа назад, явно проигнорировав совет не превышать порога в десять минут. Вольта попытался ощутить присутствие Дэниела в комнате. Ему показалось, что Дэниел не вставал из-за стола. В тот момент, когда Вольта был готов уже оставить безразличный вид и потребовать, чтобы Дэниел появился, тот появился сам, и именно за столом, без всяких признаков потери ориентации. Его победная улыбка была почти оскорбительной.

— Прошу прощения за спектакль, — парировал он. — Было у кого учиться.

— Без сомнения, — сухо заметил Вольта. Он почувствовал, что облегчение, сменившее беспокойство, готово прорваться злобой. Злиться было бессмысленно.

— Неплохо для начала, а?

Вольта промолчал, и Дэниел добавил:

— Это все воображение, плюс миллион зеркал.