Гробницы Немертеи - Марианна Алферова

Итак, я, оставшийся без милостей, пришел к дому Белому и увидел огромную толпу. К-хи стояли перед новым входом в дом Белый и выкрикивали одно слово: „Милость!” Стражники в защитных костюмах и все при оружии (неясен вид оружия) выстроились у входа во дворец. Я знал, что в толпе стоят те, кому милость, оказанная королем и королевой, оказалась слишком краткой. Я знал, что такие к-хи есть, но не знал, что их так много. Я посмотрел на двух к-хи, стоящих среди толпы. Они не кричали, как все, а плакали. Женщина была немолодая, мужчина – почти старик. Я подошел и спросил их, как долго им была оказана милость.

И женщина сказала:

– Всего два дня. Два дня милости после десяти лет ожидания.

Мужчина же ничего сказать не мог.

Два дня… Всего два дня. Я бы тоже плакал, если бы милость короля и королевы покинула меня через два дня.

Я подошел к дому служителя дворца, и служитель сказал, что завтра мне и моей жене будет оказана милость короля и королевы. Завтра я услышу их сладостные голоса, похожие на теплый западный ветер в доме Белом, когда будут творить они свою милость мне, жалуемому из сердца своего. Когда к-хи слышат голоса короля и королевы, они ликуют, и плоть их молодеет, и дух молодеет. Да живут король и королева вечно! Я обрадовался и побежал. Я бежал, чтобы поскорее сообщить жене об этом. Я даже истратил последние деньги (переведено приблизительно), чтобы нанять глайдер (переведено приблизительно). Я прибежал к жене и рассказал ей о том, что завтра будет оказана милость. И она заплакала и сказала: „Теперь мне даже не надо погребального кувшина”. Я закричал на нее. Я возмутился. Я сказал, что погребальный кувшин – это главная милость природы Немертеи. И когда я это выкрикнул, мне в голову пришла ужасная мысль: вдруг это не главная, а единственная милость природы, Немертеи? Я испугался этой мысли и ушел в свою ячейку, взял погребальный кувшин и стал беседовать с ним, как это делал почти всю жизнь (переведено приблизительно), с тех пор как мой па и моя ма подарили мне погребальный кувшин. И вот, беседуя, я понял, что это последняя моя беседа с погребальным кувшином и последний мой день жизни. И больше я ничего не смогу сказать своему кувшину. И так получится, что завтра я не успею получить милость короля и королевы, и моя жена, даже если сегодня она беседует с погребальным кувшином не в последний раз, тоже не сможет получить милость, потому что милость всегда даруется двоим…

И я заплакал – как плакала та женщина в толпе, которая наслаждалась милостью всего два дня. Я оставил свой кувшин и побежал к дворцу и стал просить служителя, чтобы, король и королева – да живут они вечно! – оказали нам с женой милость сегодня, потому что я не могу ждать до завтрашнего утра. И служитель все понял, он взял меня за руку и сказал, что милость, которая должна быть оказана завтра, не может быть оказана сегодня.

И тут я увидел женщину, очень бледную, в длинном белом платье, которая держала в руках погребальный кувшин. Она стояла в толпе тех к-хи, что лишились милости. И вдруг она подняла свой кувшин над головой, закричала: „Смерть!” (переведено приблизительно) и разбила кувшин о плиты мостовой. И черные осколки кувшина лежали на красных и синих плитках. И никто не плакал. Даже эта женщина. И я не плакал. Моя плоть состарилась, мой дух состарился. Я не услышу завтра голосов короля и королевы – да живут они вечно! – похожие на шепот западного ветра. И я пошел домой… я рассказал кувшину то, что видел. Я понял, что дух к-хи, видевший, как разбили погребальный кувшин, не может быть использован для оказания милости кому бы то ни было. Но я вспомнил о кувшине рассказов, в который не смог поместить свой рассказ о королеве, потерявшей короля, и решил, что мой кувшин теперь станет кувшином рассказов. Пусть с моей помощью никто не окажет никому милость, но…”

– Текст закончен, – сообщил компьютер.

Атлантида не сразу понял, что не услышит голоса в наушниках. Он сидел на кровати и смотрел прямо перед собой. И видел красные и синие плитки площади перед дворцом. И повсюду – черные осколки. И женщину в белом платье. И складки ткани колебал теплый западный ветер.

– Что вы думаете по поводу наших находок? – спросил он у сукки.

Те переглянулись, и сукки Кай-1 сказал:

– Ребята переживали тяжелые времена.

– А я думаю, мы нашли кувшины, помещенные в Аид[4]. Подземное царство, где нет ни мучений, ни наград. Ничего. Но в местном Аиде нет и Леты, смывающей память о прошлом. Хотел бы я знать, как звучат кувшины, попавшие в Элизии.

– Или в Тартар[5], – подсказал сукки Кай-1.

Платон хотел включить запись следующего кувшина, но отложил “смычок”. Было слишком тяжело. Будто только что вернулся с похорон, но не выпил еще и не помянул. Зато выслушал много речей о том, каким хорошим парнем был покойный. Помнится, был такой у него знакомый… то есть едва знакомый парень. Сан Саныч. Астронавт на дальних рейсах, командир грузовоза. То есть Сан Саныч один на том корабле и летал. Дельный парень. Только почему-то поговорить с ним не получалось. Встретятся где-нибудь на пересадочной базе. Привет! – Привет! Ну, еще пара шуток, глоток текилы – и все. А ведь парень-то надежный, никогда ни перед кем шеи не гнул, и умница, и остряк. Одно слово скажет – все вокруг смеются. Говорят, была у него какая-то задумка насчет планеты Итака. И все хотел Атлантида поговорить, с ним по душам. И почему-то не поговорил… Не успел. Сгорел Сан Саныч вместе со своим грузовозом. Ничего не осталось. М-да… А теперь уже не поговорить. У людей нет погребальных кувшинов. А еще Сан Саныч слово умел держать – обещал груз подбросить по дороге – непременно подбросит, нигде не затеряет. Выпить любил. Почему они не поговорили по душам, как этот к-хи со своим погребальным кувшином?.. То ли Платон боялся дерзкой его прямоты, то ли Сан Саныч Платона за дельного человека не считал? А что, если один человек для другого – погребальный кувшин? Глупые какие-то мысли. И совсем не аристократичные. Без легкости. Без иронии, без полета. Ясно, что срочно требуется выпить. Рассольников вытащил из багажа бутылку текилы, отправился в столовую и развязал Андро. Разрезал лимон. Налил себе и ей. Насыпал соль на руку. Она тоже насыпала. Выпили, долго сосали четвертинки лимона. Будто не было меж ними смертельной схватки, будто они, как прежде, – друзья.

– Сходи в туалет, – предложил Атлантида.

– Будешь меня сопровождать? – спросила она, вытирая лицо мокрой тряпкой-кляпом.

– Нет. Рискну отпустить тебя одну.

– Глупо, Платон. Ты ведешь себя глупо, и сам не понимаешь – насколько.

Хочешь, я дам тебе совет? Возвращайся на Ройк. А лучше на свою Землю-дубль.

Сегодня же. Сейчас. Забирай своих друзей сукки – и вперед.

– Иди лучше в туалет, пока я не передумал, – усмехнулся Платон.

Он вышел на двор. Андро никуда из дома не денется. А ему надо немедленно подышать воздухом и подумать. Обо всех этих посланиях, заключенных в погребальных кувшинах, обо всех этих милостях, которые так хотели, но не могли оказать своим подданным короли Немертеи. Андро была права – отношения обитателей Дворца и простых жителей испортились к концу Четвертого царства. И причиной была краткость оказываемых милостей народу к-хи – так называли себя жители Немертеи.