Здесь покоится наш верховный повелитель - Виктория Холт

– Ах, я жила то в одном, то в другом монастыре. И поверьте мне, Карл, в некоторых из этих монастырей жизнь по-настоящему сурова. Я бы охотнее согласилась быть узником Бастилии, чем пребывать в некоторых из них. Я жила в монастыре Дочерей Марии, в Париже, и была несказанно счастлива его покинуть.

– Вам пристало украшать собой королевский двор, а не удостаивать своим присутствием монастырь, – сказал Карл.

Она вздохнула.

– Я себя чувствую здесь так, как будто оказалась дома. Это чужая мне страна, но здесь у меня много добрых друзей. Моя маленькая кузина, Мария-Беатриса, жена вашего брата, живет здесь. Как я жажду ее видеть! И вы здесь, мой дорогой Карл, мой милый друг детства… Как поживает Мария-Беатриса?

– Она все больше привыкает к своему пожилому мужу. Я стал ее другом. Это было неизбежно с самого начала, потому что она мне так напоминает вас!

Она томно улыбнулась.

– Ну и, конечно, здесь находится мой старый друг Сент-Эвремон. Он уже давно настаивал, чтобы я приехала в Англию.

– Благородный Сент-Эвремон! Я всегда любил этого человека… Он здесь счастливо устроился; мне нравится его остроумие.

– Поэтому-то вы и назначили его смотрителем своих уток, я слышала?

– Эта обязанность вполне соответствует его способностям, – сказал Карл, – потому что там нечего особенно делать, надо лишь наблюдать за этими созданиями и изредка бросать им что-нибудь поесть; а чтобы с этим справиться, он должен прогуливаться в парке и беседовать, стоя на берегу озера. Это такое удовольствие – прогуливаться и беседовать с ними!..

– Интересно, скучает ли он по Франции? Не жалеет ли, что столь необдуманно и откровенно критиковал моего дядю во время заключения Пиренейского договора?

– А что он вам говорит?

– Он говорит, что никогда бы не покинул Англию, если бы я была здесь.

– Так, стало быть, он способствовал тому, что вы оказались здесь. Я должен вознаградить моего хранителя уток!..

– Не сомневаюсь, что это всего лишь придворная учтивость.

– Все мужчины невольно начинают говорить с вами с придворной учтивостью, Гортензия!..

– Они со всеми женщинами так говорят.

– Говоря с вами, они искренне верят в то, что говорят.

Она снова рассмеялась.

– Я велю своему мавру приготовить кофе для Вашего Величества. Уверена, вам никогда не доводилось пробовать такой кофе, какой варит он.

– А беседуя, давайте решим, как нам устроить ваш переезд в Уайтхоллский дворец.

– Нет-нет, я туда не перееду. Я бы предпочла дом… где-нибудь неподалеку. Не думаю, чтобы ее Портсмутская милость желала бы, чтобы я поселилась в Уайтхоллском дворце.

– Но в нем достаточно места. Я его перепланировал, и теперь помещения в нем не так беспорядочны, как были в момент моего возвращения в Англию.

– И тем не менее я бы предпочла быть где-то поблизости, вы меня понимаете, но не совсем рядом.

Карл задумался. Он был полон решимости, не теряя времени, пополнить свой гарем этим восхитительным созданием.

Посмеиваясь про себя, он принял кофе у юного раба Гортензии и, попивая его небольшими глотками, сказал:

– Лорд Виндзор, конюший герцогини Йоркской, будет счастлив освободить для вас свой дом. Он находится прямо напротив парка Святого Якоба и должен вполне подойти вам, не сомневаюсь в этом.

– Похоже, что вы, Ваше Величество, решили совершенно осчастливить меня в Англии.

– Я примусь за выполнение этой задачи со всеми силами моей души, – ответил Карл, наклоняясь к ее руке и целуя.

Прошло несколько месяцев, прежде чем Гортензия переселилась в Уайтхолл. Денежный вопрос оказался деликатным. Карл полностью доверился Данби в этом смысле, так как Данби доказал свои ценные качества в финансовых вопросах.

Данби составил себе полное представление о характере прекрасной Гортензии: чувственная, но ни в коем случае не порочная, вполне светская, совершенно не практичная дама. Она упустит великолепные возможности не потому, что не увидит их, а потому что ей претит суета.

Он считал, что она ненадолго завладеет безраздельным вниманием короля. Она была прекраснее всех его любовниц, этого нельзя отрицать, но ныне Карлу нужна не только красота. Гортензия хотела получить солидную пенсию, так как нуждалась в ней, чтобы вести тот образ жизни, к которому привыкла. У нее не было желания копить деньги, как это делала Луиза. Она не станет требовать почестей, титулов, у нее также не было желания быть при дворе некоронованной королевой. Ей хотелось единственного – спокойно наслаждаться вкусной едой, хорошим вином и любовником, способным удовлетворить все ее желания. Она ни за что не будет интриговать.

Данби решил, что ему выгоднее всего быть на стороне Луизы. Поэтому он уговорил короля не обеспечивать Гортензии того дохода, который она пожелала.

Гортензия, он знал, надеялась, что ее муж выделит ей большее содержание, чем те четыреста фунтов в год, которые он давал ей ныне из всего огромного богатства, составляющего некогда ее наследство. Данби считал, что, если Гортензия и не получит то, на что она рассчитывает, она все равно станет любовницей Карла – независимо от того, обеспечит он ей доход или нет. Это было в характере Гортензии. Сейчас она просила у Карла четыре тысячи фунтов в год. Но, говорил Данби, этой просьбой она не ограничится.

Гортензии была свойственна экстравагантность. Она рассказала Карлу, как однажды, незадолго до смерти дяди-кардинала, она выбросила из окна дворца Мазарини триста пистолей, потому что ей нравилось смотреть, как слуги из-за них устраивают свалку и колотят друг друга.

– Дядя был скуповат, – сказала Гортензия. – И кое-кто говорит, что мой поступок сократил его жизнь. Однако из-за этого он не лишил меня своего состояния…

О да, настаивал Данби, если король хочет, чтобы с его казной было все в порядке, следует быть осторожным с такой женщиной.

И по всей стране шли разговоры о последней королевской любовнице. Сэр Карр Скроуп написал в прологе к пьесе Этериджа «Модник», поставленной в этом году в Королевском театре:

«Из иностранок нам зачем нужны лишь худшие,

Когда готовы нас любить свои и лучшие?»

И зрительный зал ревел от восторга, хотя большинство придерживалось того мнения, что пусть будет кто угодно, лишь бы мадам Карвел осталась с носом.

Но Карл терял терпение. Он настоял на том, чтобы ей выплачивалась пенсия, а так как не было никакой надежды, что Гортензии удастся убедить Людовика заставить ее мужа увеличить ей содержание, она приняла предложение Карла и стала его любовницей.

Луиза совсем обезумела. Нелл пожимала плечами, начиная понимать свое положение при дворе. Она бывала при дворе, когда ее приглашали, всегда готовая развлечь окружающих и повеселиться сама. Она никогда не упрекала Карла за нарушения верности. Она была уверена в своих силах и в том, что никакая красавица не займет ее место. Прежде всего потому, что Карл никогда с ней не расстанется. Во-вторых, она была комедианткой, королевской шутихой, не говоря уж о других причинах.