Городские легенды - Чарльз де Линт

Хилари зарабатывала на жизнь тем, что разыскивала молодые дарования для звукозаписывающей студии, и показала себя весьма талантливой в этом деле. Девушки повстречались года три тому назад на вечеринке по поводу выхода очередной пластинки, и Хилари сразу сделала на Зои стойку. К тому времени, когда она наконец свыклась с мыслью, что новая знакомая предпочитает мужчин и не собирается в ближайшее время пересматривать свои привязанности, между ними обнаружилось столько общего, что было бы просто странно, если бы они не подружились. Но это не мешало Хилари время от времени поддразнивать подругу, в особенности когда та приходила пожаловаться на любовные неудачи. Однако обычные неприятности и в сравнение не шли с тем, что беспокоило Зои сейчас.

— Как ты думаешь, что он имел в виду, когда говорил про маленькие смерти? — спросила она. — Чем больше я об этом думаю, тем страшнее мне становится.

Хилари кивнула:

— Кажется, сон считается чем-то вроде временной смерти.

Голос Вульфа снова прозвучал у Зои в ушах: я — вестник маленьких смертей.

— Нет, вряд ли он говорил о сне, — ответила она.

— Может, он просто хотел сказать, что ты будешь видеть плохие сны. Знаешь, тоже хорошая тактика: напугать человека для начала, чтобы ему кошмары снились, глядишь, и добьешься своего.

— Но зачем?

— Психам не нужны причины; на то они и психи.

В следующий раз, когда будет умирать частичка твоей души, ты меня еще вспомнишь. Зои снова затрясло.

— Может, я все же останусь у тебя, — сказала она, — если, конечно, не помешаю.

— Помешаешь ты мне, как же. — Хилари взглянула на свои часики: — Мне уже давно пора быть на работе, у нас совещание через час, так что чувствуй себя как дома, квартира в твоем распоряжении.

— Как бы еще заснуть.

— Может, дать тебе чего-нибудь расслабляющего?

— Вроде таблетки снотворного?

Хилари помотала головой:

— Вообще-то я имела в виду теплое молоко.

— Тогда давай.

Спала Зои плохо. Кровать была чужая, дневные шумы за окном отличались от тех, к которым она привыкла у себя в квартире, но главное, что не давало ей заснуть, это вчерашние разговоры, они не шли у нее из головы, заставляя ее ворочаться с боку на бок. Наконец она решила не мучиться больше, а встать и начать день раньше обычного.

Она знала, что когда она ненадолго засыпала, ей снились кошмары, но не помнила ни одного. Встав с постели, она, как была, босиком, в мешковатой футболке, зашлепала в гостиную. Там она встала у окна и, не отодвигая тюля, оглядела всю Стэнтон-стрит из одного конца в другой, потом обратно. Когда до нее дошло, что именно она высматривает — копну рыжих волос, темные глаза, следящие за домом, она разозлилась еще сильнее, чем раньше.

«Все, хватит об этом думать, — сказала она себе. — Не буду больше».

Душ разбудил ее, завтрак и долгая полуденная прогулка с Рупертом в парке университета Батлера придали бодрости, но когда за пятнадцать минут до полуночи она перебирала диски в студийной фонотеке, отбирая музыку для своего шоу, напряжение и раздражительность снова дали о себе знать. С начала программы не прошло и получаса, когда она прервала сет Бобби Брауна, «Айс Ти» и «Ливинг Калор» и включила свой микрофон.

— А это песня для Гордона Вульфа, — объявила она и поставила запись местной группы, «Без монахинь». — Вот из чего состоят воспоминания, Вульф.

Протяжный вой электрогитары наполнил эфир, дико завопила верхняя струна, зажатая на ноте «ми» у четырнадцатого лада, сорвалась на «ре» бас, и ударные подхватили и погнали напористый ритм. Стенания гитары сменились мощными рублеными аккордами, и голос Лорио Манн пробил мелодию, точно удар кулака.

Эй, парень, слюни не пускай,

Мне не нужна твоя любовь,

Меня своей не называй,

Я не желаю быть с тобой.

Эй, парень, не сходи с ума,

Все будет так, как я скажу,

Я, может быть, приду сама,

Тебя в объятьях задушу.

Зои не сводила глаз со студийного телефона. Она сорвала трубку сразу, едва замигала лампочка. «Который на этот раз?» — промелькнуло у нее в голове, пока она произносила обычную формулу.

— "Ночной шум". Зои Б. у телефона.

Выводить звонок в эфир она не стала, на всякий случай.

— Ты что совсем с ума спятила?

Бинго. Это был Боб.

— Расскажи мне про маленькую смерть, — ответила она.

— Я же говорил, он опасен, так нет, тебе...

— Ныть будешь потом, — перебила его Зои, — а сейчас я хочу знать, что такое маленькая смерть.

Тишина на линии стала единственным ответом.

— Гудков я не слышу, — сказала она, — значит, ты еще там. Говори.

— Я... о Господи, — выдавил наконец Боб.

— Маленькая смерть, — повторила Зои.

Последовала еще одна долгая пауза, потом Зои услышала вздох Боба:

— Это такие поворотные моменты в жизни человека, которые меняют ее навсегда: любовь не задалась, не к тому руководителю попал в аспиранту ре, угнал на спор машину и загремел в тюрьму, что-нибудь в этом роде. Не всякому удается такое пережить безболезненно; человек давно мог бы иметь любящую жену и детей, сделать отличную карьеру, а он все думает и думает о прошлом, о том, как все повернулось бы, не случись тогда того, что случилось. Человек озлобляется, не радуется никаким своим успехам. А это обычно тянет за собой новые маленькие смерти: он впадает в депрессию, испытывает стресс, начинает пить или принимать наркотики, бить жену и детей.

— Подожди, что ты такое говоришь? — переспросила Зои. — По-твоему, маленькая смерть — это разочарование, что ли?

— Скорее боль, а еще тоска и злость. И причина необязательно в тебе самом. Может, кто-то из твоих родителей умер, когда ты был маленьким, или с тобой плохо обращались в детстве; это меняет людей навсегда. Невозможно пережить такое и вырасти точно таким же, каким ты вырос бы, если бы этого не произошло.

— По-моему, то, о чем ты сейчас толкуешь, называется жизнь, — сказала Зои. — Взлеты и падения бывают у всех; надо только научиться принимать их спокойно, а иначе с ума сойти можно. Плохо — терпи, а можешь — сделай так, чтобы всем стало лучше.

«Что это за разговор такой?» — ломала голову Зои, произнося эти слова.

«Без монахинь» отпели свое, и она поставила «Ты такой тщеславный» Карли Саймонса в исполнении «Фастер Пуссикэт».

— Господи, — выдохнул Боб, как только песня пошла в эфир. — У тебя что болезненное стремление к смерти?