Сетерра. Книга 1. Шепот пепла - Диана Ибрагимова

– Х-хватит валяться, надо думать, как выступать!

И Липкуд начал думать. Но больше не о выступлении, а о слезной мольбе для Боллиндерри. Вот уж где придется использовать все мастерство. Если умолять на сцене перед благодушными зрителями, всячески поливая себя грязью, сердечко сморщенного старикана может и дрогнуть в пользу Косички. Точнее, в пользу показушной доброты. Но что, если он не успокоится, пока не увидит самоубийство?

Вечером взлохмаченный Липкуд метался по комнате, колебля огонек свечи. Элла сидела возле нее на полу, как перед костром. Свет уличных фонарей попадал в капкан плотных штор, и комната была овеяна сумраком. В нем, как сказал Липкуд, должна была родиться грандиозная идея, потому что лучшие истории всегда вспоминаются в таинственной обстановке.

– Кажется, я придумал, – сказал он наконец.

– А п-почему такой мрачный тогда? – осторожно спросила Элла.

Потому что это будет мое последнее выступление, – горько хмыкнул Косичка. – Самую большую проблему я себе уже сделал, теперь мне на все плевать… Есть одна валаарская пьеса, которую можно поставить… Там, правда, три актера нужно, но слова говорят только двое. Как ты думаешь, нам одолжат музыканта? Ты очень похожа на героиню, даже краски белой для волос не надо.

– Н-но я з-заикаюсь! – всполошилась девочка. – Там п-придется петь? Если т-только петь, то я смогу, а если слова говорить…

– Заикайся себе на здоровье, – отмахнулся Липкуд. – Они там вообще вряд ли поймут историю, но мне хочется ее сыграть. Перед смертью-то… Не буду унижаться перед этим Боллиндерри. Я так решил.

И они начали репетиции, чем дальше, тем больше страшась нового года. Когда он все-таки наступил, Косичка уже не был самим собой. Он превратился в нервного, дерганого человека, выглядевшего, несмотря на маленький рост, гораздо старше своих двадцати лет.

– Вот прямо чувствую провал! – проскрежетал он, расплетая волосы. – Не может ничего хорошего случиться в день, когда я должен убрать все свои чудные ленты и ходить как лошадью облизанный!

Элла уговорила его сменить ради роли прическу и теперь терпеливо помогала распутать жесткие волосы.

– Ты не понимаешь! Это как имени лишиться! – не унимался Липкуд. – Я же Косичка! Меня все узнают по моим косичкам! С чего ты взяла, что у Эйнара не было косичек? Они мне юмора добавляют, а так точно люди испугаются и не поймут!

– С-страшнее лица у тебя все равно ничего нету, – сказала Элла, обрушивая на голову Липкуда ковш едва теплой воды. – Но мы его н-немножко припудрим.

И она взялась рьяно мылить вставшую на дыбы гриву Косички, потом битый час умасливала и расчесывала, пока не удалось стянуть шевелюру в гладкую косу почти аристократического вида. Элла потратила на нее столько сил, что казалось, стоит развязать ленту, и волосы тут же рассыплются по сторонам ворохом тонкой ржавой проволоки.

Когда все было готово, Липкуд, облаченный в красивый коричневый костюм, велел «сотрупнице» сидеть в комнате. В последние дни он называл ее только так. И не столько потому, что она из его труппы, сколько потому, что после провала и самоубийства Косички ей тоже вряд ли поздоровится.

Страдальцы трижды повторили роли и изнывали от тягостного ожидания. Косичка был категорически против того, чтобы спуститься в зал и на лучших местах, предложенных Боллиндерри, насладиться его потрясающим шоу. Элла негодовала, но Липкуд сидел чернее тучи и сжимал в руках ключ, которым запер дверь.

– Да как ты собираешься выступать после того, как это все увидишь? Да там! Там такое… Что у тебя ноги потом от пола не оторвутся.

– Т-тогда тем более! Х-хоть на красоту п-перед смертью посмотрим!

Через четверть часа девочка таки забрала у Косички ключ и отправилась смотреть представление. Липкуд сидел в комнате, злился, нервничал и обильно потел. После итоговой репетиции он все еще чувствовал себя неважно.

– До посмешища и смерти один шажок, – пробормотал он. – Крошечный шажок самой маленькой в мире блохи.

Но он не взялся репетировать слезливую речь для Боллиндерри, а с ненавистью и восхищением вспоминал зеленоглазого парня из Унья-Паньи, который одним поступком и парой небрежных слов разрушил всю его жизнь.

В это время «Чудесатый театр» взмывал к куполу вихрями танцовщиц на лентах, расходился по залу щебечущим многоголосьем песен, пестрел яркими дорогими нарядами и невыносимо красивыми лицами, не то настоящими, не то целиком нарисованными. Чего тут только не было! Глаза разбегались от ряби актеров, уши гудели от голосов. Разум не успевал бы понять, где закончилось одно действо и началось другое, но ему помогал карлик, выскакивавший на сцену для представления все новых и новых номеров.

И вот когда все были сыты до предела, когда зрители упились действами на сцене до тошноты, когда уже ничем нельзя было их удивить, а в театре удерживали только лучи затмения, пришел черед крошечной труппы Липкуда.

На сцену выбежал карлик и долго распалял народ предстоящим грандиозным шоу. Он постарался на славу и весьма преуспел в мастерстве сарказма, произнося фразы вроде: «Потрясающее зрелище!» и «Необыкновенная картина!» – таким уничижительным тоном, что хотелось заранее приготовить куль с тухлыми помидорами, чтобы не замешкаться с ними и успеть вдоволь наградить артистов, пока те не убежали со сцены. Ожидание оглушительного провала нависло над ордой зевак еще до начала представления. С задних рядов уже начали улюлюкать и свистеть. Карлик убегал одновременно с моментом закрытия занавеса, поэтому казалось, что он уматывает от смыкающихся тканевых челюстей. Смотрелось комично, но Липкуду было не до веселья. Свеча в руках тряслась, да еще гадкая прядь постоянно падала на глаза. Элла погладила его по плечу. Она тоже боялась и со страхом глазела на занавес.

Как только схлопнулись черные стены, Липкуд и Элла побежали к лампам и начали по очереди их зажигать. Слышно было, как шумят в антракте люди. Смех и едкие фразы сыпались точно переспелый инжир с фигового дерева, которое сильно потрясли.

– Если ты б-будешь так в-волноваться, ничего не п-получится, – сказала Элла, когда освещение было готово.

Она подошла к трясущемуся Липкуду и стала легонько бить его по груди.

– Ты что это делаешь? – удивился Косичка.

– Я учу твое сердце п-правильно стучать, – сказала Элла. – Тук-тук, тук-тук. В-вот так нужно. Слушай, как я д-делаю, и не сопи громко, а то не услышишь.

Липкуд закрыл глаза и постарался дышать спокойно.

– Как ты думаешь, у нас получится? – шепнул он.

– Ну, е-если что, мы просто умрем, – невозмутимо пожала плечами Элла. – Я бы без тебя уже д-давно от голода умерла, т-так что не страшно.

Косичка улыбнулся и почувствовал холодные ладони на своем пылающем лице.

– Тук-тук, тук-тук, – повторила Элла. – Т-теперь открывай глаза.

Она убрала руки. Липкуд выдохнул и ударил себя по щекам.