Король Терний - Марк Лоуренс

— Послушай, — сказал Райк, — женись на этой суке.

— Она тебя, Райк, убьет в любом случае. И твой труп будет вечно бродить рядом с ней. Прайс с одной стороны, ты — с другой, и все братья вновь соединятся в одну толпу.

— Вот черт, — выругался Райк.

— Иди сюда, Йорг, не ломайся, как маленький, — позвала Челла, и все мертвецы повторили за ней ее приглашение.

Она снова заговорила, но на этот раз эхом прозвучал только один голос, он принадлежал трупу женщины, которая подошла очень близко к краю нашей насыпи. Испачканный болотной грязью труп, одна рука сгнила до костей, кожа почернела, губы серые, изъеденные тлением, но в чертах ее лица улавливалось сходство с Рут.

— Мертвый Король идет. Смерть надвигается, как морской прилив. Мертвых больше, чем живых. И каждая битва увеличивает число мертвых, а не живых. — Язык трупа сморщился, почернел и сделался блестящим. И снова Челла заговорила сквозь нее: — Соединись со мной, Йорг. Тебе здесь уготовано место. Здесь у тебя будет сила и власть.

— Это не самое главное, — сказал я. Как бы высоко я не ценил силу моего мужского обаяния, это не ослепляло меня настолько, чтобы я поверил в любовь некромантки, заставившую ее охотиться за мной. Если же ею движет месть, она бы могла легко расправиться со мной и без этого спектакля.

— Мертвый Король пугает тебя. — Ее слова прозвучали резко, можно даже сказать, отчаянно.

— Что ему нужно от меня?

Несмотря на то, что нас разделяло большое расстояние, я понял: она не знает.

Я хотел сделать шаг, но что-то держало мою ногу. Я посмотрел и увидел зубы — выступавший из земли собачий череп, как капкан, держал меня. Еще один призрак, но держал он меня реально.

Я окинул взглядом полчища мертвецов и напиравшие на них сзади толпы призраков. Челла не могла знать о моей собаке, о Джастисе. Она не могла собрать всех мертвецов Геллета или быть осведомленной об их судьбах. Каким-то образом все это вышло из меня. Каким-то образом Челла вытягивала призраков из моего прошлого через какую-то дыру в пространстве. И это были не только призраки людей, с которыми меня сталкивала жизнь, но и тех, кому я принес смерть. Смутно я угадывал смысл этой затеи, но только смутно.

Я снова посмотрел на челюсти собаки, державшие меня.

— Ты не должен был этого делать, — сказал я и выдернул ногу. Несмотря на то, что я чувствовал, как зубы Джастиса впились в меня, на сапоге они не оставили отметин. Была только боль, крови не было. Это всего лишь мой ум, как капкан, поймал меня. Призраки не могли причинить нам вреда, и в доме Рут мы не могли умереть, не могли сгореть, когда взошло Солнце Зодчих. Челла вызвала всех этих призраков, чтобы заставить меня мучиться.

— Давай поженимся, милый, — упрашивала Челла. — Все собрались на конгрегацию. Уверена, найти священника для церемонии не составит большого труда.

Из толпы призраков вытолкнули монаха Глена, он был самый прозрачный на фоне остальных призраков, колыхался, словно что-то тянуло его назад. Шкатулка у меня на бедре стала тяжелеть. Я не знал, что монах Глен умер, а может быть, знал, но предпочел забыть. Он шел медленно, прихрамывая, хотя я не видел на его теле ран, вид у него был никудышный. В одной руке он держал нож, тот самый нож, красный от крови. Столкнувшись с мертвецом, монах ткнул его ножом в шею. Мертвец упал, нож остался торчать у него в шее. Призраки не могли причинить ничего плохого живым, но, очевидно, для мертвецов они были весьма опасны. Монах Глен дохромал до Челлы и встал рядом с ней.

Я гадал, как монах Глен мог здесь оказаться и почему смотрит на меня с такой ненавистью. Я чувствовал его ненависть даже на расстоянии пятидесяти ярдов. Но больше меня интересовало, что бы значили слова Челлы: «Все собрались на конгрегацию».

Наиболее проворные мертвецы начали приближаться, хотя никакой команды я не слышал. Они приближались медленно, растопырив руки, готовые хватать и разрывать. Такая толпа расправится с нами в считанные мгновения.

— Какая же это свадьба, если здесь нет членов моей семьи. — Я выхватил меч.

— Есть духи, которых я не могу вызвать. Членов королевской семьи хоронят в освященных местах, их охраняют святые молитвы. Если бы я могла заставить твою мать станцевать для тебя, я бы уже давно это сделала. — Слова Челлы долетели до меня шепотом, сорвавшимся с губ мертвецов, которые продолжали медленно приближаться.

«Все собрались на конгрегацию, но есть духи, которых она не может вызвать».

Лошади громко ржали у нас за спиной, они нервничали, включая серую кобылу.

— А как же мои братья? — спросил я, обводя рукой Макина, Кента, Грумлоу и Райка.

— Они могут присутствовать на свадьбе, — сказала Челла. — Глаза я им оставлю.

— У нас не будет музыки? Ни поэтов, декламирующих стихи? Ни цветов? — продолжал я спрашивать. Тянул время.

— Ты тянешь время, — Челла словно читала мои мысли.

«Все собрались на конгрегацию, кроме тех, кого она не может вызвать. И тех, кого она не хочет видеть».

— Я думаю об одном поэте, Челла. О стихотворении, соответствующем событию. «К стыдливой возлюбленной».[5]

— Разве я жеманная? — Она подошла ближе, плавно покачиваясь в толпе мертвецов.

Мудрость поэтов пережила Зодчих.

— Стихотворение о времени, отчасти. О том, как поэт не может остановить время. А в конце он говорит: «И пусть мы солнце в небе не стреножим, зато пустить его галопом сможем!»

Призраки не могут убить или поранить человека. Они могут свести его с ума. Будут мучить его, пока он сам не лишит себя жизни, но, кажется, сами убить они не могут. Я чувствую, что так оно и есть. Это мне подсказывала моя незаконно присвоенная некромантия. Но, похоже, призраки могут уничтожать мертвых. Я видел это собственными глазами. Мертвецы, которых подняла Челла, могут быть повергнуты духами, потому что духи стоят ближе к их миру, достаточно близко к воротам смерти, чтобы дотянуться до мертвецов и задушить их.

— Очень мило, — улыбнулась Челла. — Но это меня не остановит.

— Тогда я заставлю тебя бежать отсюда прочь. — И, собрав волю, призвал своих духов. Вытащил их через врата, которые сама же Челла и открыла. Широко расставив руки, я вызвал все тени умерших, призраков и духов, которые преследовали меня последние годы. Я пропустил их через свою грудь, дал им почувствовать биение моего сердца и поймать его ритм. Я не мог заставить Челлу прекратить вызывать мертвецов, тех, кого она хотела вызвать, но, черт возьми, я мог всех собравшихся обратить в бегство.

Я призвал духов, и они пришли. Собрались на конгрегацию — те, кого Челла не пригласила. Сгоревшие заживо в Геллете, те, кого Солнце Зодчих испепелило первыми. Не жертв, поглощенных в самом конце, как Рут и ее мать, но тех, кто погиб в горниле инферно в Красном Замке. Они изливались из меня стремительным потоком. Десяток на каждого ребенка, которого привела с собой Челла. И мои мертвецы, огненные мертвецы принесли с собой огонь, которому нет равных. Они вспыхнули свечками, плоть исчезла, и пламя вырвалось, мужчины и женщины кричали, бежали, или шли, шатаясь, или хватались друг за друга. А за ними неторопливо и уверенно шли совсем иные призраки, они сияли устрашающим светом, от которого их плоть превратилась в легкий розовый туман, а кости просвечивали темными тенями.