Работа для рыжих - Юлия Фирсанова

Жеребец повернул голову и ласково дунул мне в ухо, даже лизаться не стал, наверное, опасался применять физическое воздействие разновидности «терка обыкновенная» к травмированной хозяйке.

— Отлично, я… мне отойти на минутку надо, — сказал Гиз и быстрым шагом скрылся среди деревьев справа от дороги.

— Мокрая, хоть выжимай. — Я поморщилась от неприятного ощущения влажной от пота одежды, липнущей к телу, для полноты ощущений продуваемой ветерком.

Вот под дождем, мокрая насквозь, могу часами гулять (главное потом рюмочку хорошего кагора выпить), а стоит чуток пропотеть, так тут же тянет переодеться. Неприятно! Потому так не люблю общественно-пахучий транспорт в суровую летнюю пору, хоть пешком иди, чтобы не нюхать невообразимое амбре «несвежий пот энд литр духов/одеколона».

Порхающий Фаль просыпал на мое бренное тело горсть бледно-голубой пыльцы. В следующий миг магическая субстанция испарилась, оставив ощущение прохлады и свежести. Я и одежда были чисты и чуть ли не отглажены. Раньше, чем я успела поблагодарить сильфа, он исчез из поля зрения. Даже свинка потопала куда-то в кусты.

— Почему ты магией себя не вылечила? — Киз будто ждал, когда уйдет основная масса свидетелей, чтобы начать пытку вопросами. Говорил он негрубо, но подозрительно. Может, считал, что я нарочно инсценировала эпизод с укусом ради достижения неведомых, объяснимых лишь с точки зрения профессионального киллера целей?

— Когда очень больно и мутится сознание, невозможно сосредоточиться, — ответила я не мудрствуя лукаво. — Самолечение рунами у меня всегда плохо выходило. Так-то супрастин в сумке на всякий случай лежит, я Гизу говорила, но сегодня таблетки оказались бы бесполезными, а для инъекций ничего нет. Ты мне сегодня жизнь спас.

— Оса, Гиз, он… он, кажется, плачет. — Носившийся по окрестностям яркой кометой сильф-чистильщик завис рядом с совершенно растерянной миной.

— Случилось что-то? — Я собралась вскочить, но на деле только поднялась и сразу закачалась тонкой рябиной из песенки. Пожалуй, бежать куда-то было рановато. Это подтвердила и занывшая с утроенной силой спина.

— А то не догадываешься? — скривился Киз. — Не поняла еще? Ему без тебя смерть.

— Ой. — Осознание очевидного факта было как удар по лбу большим и тяжелым предметом. Я уже в стоячем положении привалилась к горячему боку предупредительно поднявшегося коня. — Тэдра Номус! Если со мной что-то случится, они его убьют! Но что же делать? Я не могу гарантировать свои жизнь и здоровье на сто процентов, вечная жизнь и бессмертие — это для богов. — Киз, слушай, а если я на всякий пожарный завещание составлю, чтобы его не трогали, — поможет?

Тот прикрыл глаза, глубоко вздохнул, будто не я, а он мучился кислородным голоданием, и голосом терпеливого доктора, общающегося с очередным «Наполеоном» в желтом доме с мягкими стенами, сказал:

— Тэдра Номус за ним не придет. Мой брат намертво связал свою судьбу с тобой, и этот узел уже не разрубить. Я опоздал. Поэтому хватит кудахтать, лучше постарайся выжить, чтобы мне не пришлось хоронить родича.

На «кудахтать» я даже забыла обидеться, да и Гиз уже выходил на дорогу — снова спокойный, собранный, и не скажешь, что его что-то расстроило. Никаких покраснений в области глаз а-ля «соринка попала» не наблюдалось. Фаль по-тихому опустился на плечо, зарылся в волосы и замер, даже крылышки сложил, чтобы они меня не слишком щекотали.

Больше никто ни словечком не обмолвился о минутах душевной слабости Гиза, зато принялись решать: надо ли мне полежать или посидеть у дороги, чтобы отдохнуть.

— Нет, не надо, я вполне транспортабельна! — тут же принялась уверять всю компанию. Свинка как выразитель вотума общественного недоверия скептически хрюкнула, многозначительно покосившись на мою пребывающую в условно-вертикальном положении тушку.

— Давайте попробуем, — зашла я с другого бока, отошла от жеребца и, не цепляясь за его гриву в качестве опоры, встала прямо и уверенно. — Я сяду в седло и, если почувствую, что мне тяжело ехать, сразу спущусь и буду лежать, пока не полегчает.

Не скажу, что я ласточкой взлетела в седло, но кое-как (оба телохранителя подстраховывали) все-таки забралась на коня. Сразу стало полегче. Не Дэлькор ли каким-то образом ухитрился включить мгновенную магическую анестезию? Трижды ура иппотерапии!

С места в карьер, конечно, никто не понесся, мужчины были весьма скептически настроены относительно моей способности не только поддерживать быстрый темп езды, а и вообще держаться на коне. Но все-таки мы снова ехали по дороге артефактчиков в предполагаемом направлении жилища Фегоры и даже, если верить знакам-морганиям свинки, имели шанс добраться туда до наступления темноты.

Когда боль отступила, соображать стала куда более здраво. Я взглянула на Киза другими глазами и поняла то, о чем он никогда не скажет, да и я тоже промолчу. Потому что, хоть и чувствовала правильность собственных выводов, а не такими они были, чтобы произносить вслух.

Гиз… Да, я полюбила его по-настоящему, но чувство не было слепым обожанием, возводящим избранника в ранг недостижимого идеала в ореоле великих достоинств. Такого я никогда не понимала, хоть и принимала как данность возможность существования настолько всесокрушающих, дезориентирующих переживаний. Моя любовь не мешала судить здраво, потому я отчетливо сознавала — дорогой мужчина не хороший человек, нет, не плохой, скорее, ровно серого цвета. Не блеклый, отнюдь, скорее нейтральный. Не злодей, но и высоких нравственных принципов вроде идеального рыцарского кодекса чести, применимого ко всему миру, не имеет. Он горло перегрызет за дорогих и близких, и в то же время на всех остальных ему по большому счету плевать, люди или нелюди, встречающиеся на пути, вроде фишек-игрушек, которыми можно поиграть, а можно сбросить с доски в коробку. Пока я рядом, Гиз не сделает ничего дурного, потому что уважает меня и не хочет конфликта. Он выбрал себе роль спутника магевы, служительницы, и ведет себя в точности с избранным имиджем. Что ж, пусть так, никакого плана по перевоспитанию-переделке спутника я не составляла, потому что пытаться изменить того, кто меняться не желает, — пустая затея. Если со временем мой любимый захочет стать другим, я только порадуюсь, а пока радуюсь тому, какой он есть. И его любви — самому великолепному из даров мира.

Другое дело его брат. Если Гиз был счастлив и доволен работой в Тэдра Номус и, подходя к заданиям творчески, играл более профессионально, чем любой актер театра и кино, то в Кизе я ощущала некое скрытое противоборство, почти неудовлетворенность. Он воздвиг между собой и миром стену из кирпичей надменности, превосходства и язвительности. Однако прочное на вид строение то и дело давало брешь, стоило мужчине немного расслабиться, и Киз начинал совершать вполне человечные поступки, никогда бы не пришедшие на ум Гизу. Успокаивал беременную, помогал пацаненку, ласкал собак, бросался на помощь умирающей девице, к которой не испытывал особой симпатии. Ой, недаром колодец желаний взялся за исполнение странного желания! Несколько дней назад приставивший мне нож к горлу мужчина был хорошим человеком или, во всяком случае, мог им стать при совпадении минимально благоприятных обстоятельств, которых, увы, у него не было.