Баламут 2 - Василий Горъ

Самым последним трехсторонний договор заверил клятвой Силой Яков Леонидович. Затем отпальцевал Шаховой просьбу обновить восстановление, чуть-чуть пришел в себя и откинулся на спинку кресла. А через считанные мгновения Долгорукий толкнул небольшую речь, в которой поблагодарил нас и китайцев за самоотверженный труд на благо человечества, высказал надежду на дальнейшее плодотворное сотрудничество, объявил второй день переговоров завершенным и пригласил на «скромный» ужин. Само собой, не сразу, а в двадцать ноль-ноль, то есть, через сорок с лишним минут.

Лю Фань, его наследник и их свита изобразили практически ту же самую обязательную программу, что и накануне, после чего удалились в свое крыло охотничьего домика. Все бы ничего, но Лю, мать его, Лян, старший сын Блистательного, опять косил глазом на мою матушку и захлебывался слюной!

Пока я боролся с желанием наплевать на все церемонии, забрать своих и улететь в Михайловку, Алмаз поклонился государю, предложил локоть моей родительнице и повел ее к противоположной двери. Язва, проводив их взглядом, вопросительно посмотрела на меня, и тут ко мне подошел Бер, самый доверенный телохранитель Императора, и шепотом передал просьбу Владислава Мстиславовича задержаться.

«Иди к Даше. Я подойду позже…» — отпальцевал я Ларисе, затем поймал взгляд самодержца, принял безмолвное приглашение и подошел к окну. Ухоженный парк, освещенный фонарями под старину, показался мне слишком уж игрушечным, и я посмотрел вдаль, на угольно-черную стену далекого леса, над которой сияли звезды.

Как ни странно, Долгорукий угадал, о чем я думаю, и вздохнул:

—Знаете, а ведь я очень долго не мог понять, что может вас так сильно тянуть в жуткую глухомань. А потом сравнил вашу и мою жизнь в целом, не вдаваясь в мелкие нюансы, и пришел к интересному выводу: и вы, и я воюем каждый божий день. То есть, прогибаем окружающий мир. Причем не под себя, а для тех, кто дорог. И пусть вы воюете с корхами и диким зверьем, а я — со зверьем двуногим и его страстями, пусть масштабы наших битв разные, но суть происходящего одна: мы — воюем за некую Идею. Ибо эта война — наша суть, наше призвание.

Тут он сделал небольшую паузу, явно ожидая услышать мое мнение, но я промолчал, так как не понимал, к чему это вступление.

Долгорукий нисколько не расстроился и продолжил в том же духе:

—Это прозрение заставило меня проанализировать ваше поведение во время бесед с сильными мира сего и помогло сделать еще один неочевидный вывод: вы, несмотря на разницу в возрасте, статусе и жизненном опыте, не теряетесь даже в самых сложных ситуациях. Что, с одной стороны, приятно удивляет, а с другой — внушает уважение. Последнее пробуждает серьезный интерес, ведь вы уже сейчас демонстрируете качества управленца очень и очень серьезного уровня, а хорошие управленцы в любом государстве на вес золота.

Эта часть его монолога помогла сообразить, о чем будет идти речь дальше, но я решил перепроверить свои выводы и подкинул Долгорукому приманку:

—Спасибо за комплимент, Владислав Мстиславович, но управленец — это, прежде всего, образование. А у меня оно, мягко выражаясь, никакое!

—Верно, образование действительно важно. Но оно должно прилагаться к внутреннему стержню, характеру определенного склада, силе воли и тэдэ!— заявил он, заглотив наживку по самое не могу.— Говоря иными словами, вам надо задуматься об учебе. Определиться со сферой интересов, посвятить годик подготовке к зачислению высшее учебное заведение по выбранному профилю и вгрызться в гранит науки. Кстати, обратите внимание на то, что я употребил слово «зачисление» вместо «поступления». Ибо вы, как кавалер двух высших орденов Российской Империи, будете зачислены в любой ВУЗ страны вне конкурса. Таким образом, в данный момент все упирается в базовый уровень знаний, дабы вы не чувствовали себя ущербно на фоне других студентов…

«Не вздумай отказываться!» — голосом его матери заявила гарнитура скрытого ношения.— «Соглашайся, но упирай на то, что пойдешь учиться сразу после войны…»

Совет показался мне дельным, и я начал играть:

—Откровенно говоря, вы попали в больное место: я вырос на рассказах матушки о веселых студенческих годах и не одну тысячу раз представлял себя студентом. Правда, пока не решил, что мне больше нравится, карьера военного или стезя дипломата, но учеба в планах есть. Увы, не в ближайших — до тех пор, пока ситуация с корхами не решится тем или иным образом, я связан долгом перед общиной. Ибо являюсь самым сильным природником боевого крыла и просто не могу предать родных и близких.

«Умница!» — похвалила меня Даша и замолчала. Как раз в тот момент, когда заговорил государь:

—Достойная позиция. Уважаю. Хотя считаю, что молодежь должна не воевать, а учиться…

«Попробует надавить на Оторву и Алмаза!» — предсказала Долгорукая.

«На мою матушку надавишь…» — мысленно усмехнулся я и расстроено улыбнулся:

—Да, разумом я понимаю, что вы правы, но долг есть долг, и от него, увы, никуда…

…Император завуалированно уговаривал меня перебраться с Базы в столицу порядка двадцати минут. Надо сказать, чрезвычайно изобретательно и последовательно, а я отказывался, вроде как, не отказываясь и, как правило, выбирал варианты, предлагаемые Дашей. Несмотря на то, что эта «беседа» со стороны смотрелась благостно и мирно, устал, как собака. Поэтому к ужину вышел раздраженным, усадил Язву в ее кресло, сел по правую руку от нее, вымученно улыбнулся матушке, стараниями Алмаза оказавшейся справа, и хмуро уставился на все еще пустующую противоположную сторону стола.

Как я и предполагал, китайцы задержались не просто так, а с умыслом: при появлении в зале Лю Фань обсуждал что-то «чрезвычайно серьезное» с третьим человеком в их делегации — многозвездным генералом — «поэтому» Лю Лян «обиженно» шествовал чуть позади. И, конечно же, уселся за стол заметно левее, чем полагалось по статусу. При этом «совершенно случайно» оказался напротив моей родительницы и рассыпался в комплиментах.

Если бы не внушительная ширина стола, думаю, начал бы и ухаживать, а так трепал языком, благо, русским владел на достаточно высоком уровне, и облизывал ее взглядами. А красавиц-официанток, готовых на все и вся, даже не замечал. Само собой, поведение этого ловеласа не добавило мне настроения, но он вел себя уважительно, шутил с юмором и достаточно тонко, а ситуация не способствовала лишней агрессии, поэтому я терпел, восхищался умению мамы тактично демонстрировать отсутствие какого-либо интереса к ухажеру и прислушивался к язвительным монологам Даши. А она, находившаяся все в том же кабинете с потайным лифтом, язвила, не переставая, и моментами выдавала сентенции, способные вызвать либо международный скандал, либо войну.

А еще эта женщина неплохо изучила характер любителя экзотики, так что периодически предсказывала его ходы. Как-то умудрилась предсказать и момент перехода Ляна в решительную атаку:

«Ну все, до героя-любовника, наконец, дошло, что его раз за разом вежливо посылают лесом, причем все дальше и дальше, поэтому он вот-вот начнет использовать самые действенные домашние заготовки. Надеюсь, что они будут не слишком двусмысленные, ибо с Оторвы станется разбить официальное лицо об официальный стол…»