Неприкрытая жестокость - Колин Маккалоу

— Разве в бумагах есть разделение по половому признаку? Может, их следовало бы обозначить как «оно»?

— Ты — саркастичный ублюдок, Кармайн.

— Именно так. Если ты думаешь, что я с легкостью могу воткнуть тебе нож меж ребер, то шесть лет тесной работы со мной должны сказать тебе, как будет больно, когда я начну поворачивать этот нож в ране. И вот мой первый поворот: поставь свою жену на место.

— Жены — запрещенная тема, Кармайн, ты знаешь.

— Знаю, это мое собственное предписание. К несчастью, иногда правила приходится нарушать. Морин так озабочена твоей карьерой, что сочла твою работу своей и тем самым поставила на ней крест. Будь все иначе, этого бы не произошло. Морин сама сделала себя предметом нашего разговора, и он мне безумно не нравится. Я говорю исключительно о ее вмешательстве в полицейские дела, которое надо прекратить. Ты меня понял?

— Почему же ты никогда не говорил с Морти о его жене?

— Брось, Кори! Ава меня не касается.

— Как и Морин.

— Морин касается, пока сеет раздор в моем подразделении.

— Она ничего подобного не делает. У тебя разыгралось воображение.

— Хорошо, тогда оставим эту тему. Я предупредил тебя и ее. — Кармайн угрожающе наклонился к Маршаллу: — Если ты не изменишься к лучшему, Кори, то будут и другие выговоры. Тебе надо научиться тому, что ты так и не усвоил за год, — как быть хорошим лейтенантом. Ты стал неряшливым и небрежным в работе, чего не водилось за тобой прежде. Я не знаю, какую часть твоей оперативности в те времена можно отнести на счет Эйба Голдберга, но теперь тебе придется соответствовать, слышишь? Нас ожидает бесснежная зима, а значит — неприятности.

— Ты же не столь наивен, чтобы полагать, будто в школе Тафта до сих пор есть оружие, Кармайн. Или Базз Дженовезе меня подсиживает? Если так, я из него душу выну!

— Никто тебя не подсиживает. Но, спросив меня об этом, ты раскрыл один из своих недостатков — ты не доверяешь тому человеку, чье мнение идет вразрез с твоим. Иное мнение — это отличный признак того, Кори, что твои люди могут мыслить самостоятельно. И доверие не имеет к этому никакого отношения. Базз — новичок, он нуждается в наставничестве, а не высмеивании. Или ты зажегся идеей стажеров и хочешь еще Хелен Макинтошей?

Кори бросил испуганный взгляд:

— Уж лучше старый способ!

— Тогда не облажайся. Что бы ты ни делал, только не облажайся.

Делия поджидала его за дверью. Кармайн с удивлением взглянул на нее:

— Что случилось? Кори повел себя с тобой не должным образом?

— Если полное игнорирование можно счесть не должным образом, то да. Кори может обойтись в этом деле без моих талантов? — спросила Делия.

— Приведи мне серьезную причину, и я освобожу тебя от него.

— Хелен.

Кармайн нахмурил брови. В его глазах мелькнуло нечто не поддающееся пониманию Делии, однако она поняла — его тоже беспокоит Хелен.

— Поясни.

— Она — очень хорошая девочка, но гораздо моложе и неопытнее, чем готова признаться самой себе. Полагаю, проблема кроется в особенностях ее воспитания. Много денег, власти, успеха и большое самомнение. От меня не ускользнуло, что вы несколько раз отчитали ее за высокомерие и пренебрежение к чувствам других. Я согласна, в ней хватает и того и другого. Да только… — Ее длинные, выкрашенные в красный цвет ногти пришли в движение, словно крылья вспорхнувшей бабочки. — Как сказал поэт: у меня заныли кости[24]. Позвольте мне остаться с ней. Пожалуйста!

Слишком много денег, слишком много красоты, слишком много и слишком скоро…

— Понимаю. Вы с Дездемоной уже задали мне жару, когда зашла речь о жертвах Додо, поэтому кто я такой, чтобы игнорировать божественные предчувствия? Если ты считаешь, что Хелен может непредумышленно спровоцировать неприятности, тогда оставайся с ней. Будет возмущаться Кори — отсылай его ко мне.

Сверкнув широкой лучезарной улыбкой и зубами, перемазанными губной помадой, Делия пожала ему руку и застучала каблуками вверх по лестнице.

Хелен сидела над своими записями с выражением лица, которое Делия называла «Жанна Д'Арк».

— О, Делия! Я думала, ты отправилась к Кори. — Жанна Д'Арк превратилась в Белоснежку, подавившуюся яблоком.

— Босс изменил свое решение, — простодушно ответила Делия, пододвигая себе стул.

— А я-то подумала, что он наконец начал мне доверять!

— Он всегда доверял тебе, Хелен. Попытайся вылезти из своей сверхчувствительной шкурки и взглянуть на ситуацию в целом. Нет, давай я скажу иначе. Ты воспринимаешь действия и приказы капитана Дельмонико, примеряя исключительно на себя, но так неправильно. Все его действия направлены на то, чтобы достичь максимального результата от любого члена команды. Возможно, отдав тебе приказ заново проработать старые опросы жертв, он предположил, что выявленные обстоятельства могут потребовать лишней пары рук, и приказал мне присоединиться к тебе.

— Но какие обстоятельства?

— Их еще предстоит найти. Ты уже знаешь меня достаточно хорошо и должна понимать: если обнаружишь что-то стоящее сама — вся слава твоя. Я не жадная. Но ты-то жадная, Хелен. Наличие напарника тебя тревожит, вон как глаза заледенели. Амбиции! Слишком много амбиций!

Стараясь говорить как можно спокойнее, Делия рассказала Хелен историю о призраке, который похищал шестнадцатилетних девушек, мучил и насиловал их, а потом убивал. Это было очень известное дело, о котором Делия знала больше, чем могли рассказать отчеты.

— Говоришь, что молния не бьет дважды в одно и то же место? Я тебя поняла, — сказала Хелен, выслушав ее до конца. Она улыбнулась: — Хорошо, есть какие-нибудь предположения, где нам искать?

— Да. Мы сейчас поедем в одно место. На моем «бьюике» или твоем «ламборгини»?

— Тебя не обидит, если на «ламборгини» и я сяду за руль?

— Боже упаси. Нет, дитя! Эти лошадки под капотом так забавляют.

— Куда едем?

— К Марку Шугамену, со всеми нашими рисунками Додо.

Марк не встретил их с раздражением. Он просто смирился.

— Надеюсь, вы понимаете, что это будут уже девятые мои показания?

— Боже упаси, нет! — выпалила Хелен так полюбившуюся ей фразу Делии. — Мы приехали не за показаниями, а с просьбой о сотрудничестве.

Еще в машине женщины договорились, что беседу поведет Хелен. Она разложила на большом белом столе рисунки.

— Их нарисовал полицейский художник, но ему до тебя далеко, а нам нужны еще рисунки Додо. Ты их нам не сделаешь?

Марк любил Леони Каустейн, но разве можно было устоять перед такими прекрасными глазами, особенно когда они умоляют? Он даже немного заважничал.