Привилегия десанта - Владимир Осипенко

Жан Кокто.

Вы слышали, как поют оперные певцы? Нет не по телевизору и даже не в театре, а за столом, когда до них можно дотянуться рукой. Нет? Тогда вы не знаете, как поют оперные певцы. А я знаю.

Дело было как раз 23 февраля. После обеда к нам в бригаду с шефским концертом прибыли артисты оперного театра имени Мусоргского. Он чуть менее знаменит, чем наша «Маринка» или «Большой» в Москве, но профессионалы там работают не хуже. А люди просто удивительные. Восторг бойцов был неподдельный. А когда директор театра объявил, что на любую премьеру, если в кассе не будет билетов, администратор театра по паролю всегда найдёт для них конромарку, а паролем являются слова — «Гарболовская 36 воздушно-десантная бригада» гарнизонный дом офицеров просто взорвался.

После концерта гости засобирались домой. «У нас праздник, мужья ждут и всё такое»… Мне стоило немалых трудов уговорить их разделить с нами праздничный ужин. «Ну, ладно, разве что на полчасика».

Что-то взяли из солдатской столовой, что-то жёны приготовили, но, как говориться, чем богаты. Выпили «за защитников», «за искусство», «третий»… И тут артисты запели! Я никогда в жизни ничего подобного не слышал. Кажется, они даже рот особенно и не открывали, а чистые необыкновенно красивые звуки сами собой лились из груди. Видя наш восторг, гости после каждого тоста дарили всё новые и новые песни. И каждый поражал чем-то своим, совершенно необыкновенным. Кажется, вот оно — само совершенство, но запела прима театра Любовь Казарновская, и остальное поблекло.

На третьей или четвёртой её песне случилась накладка — театральный аккомпаниатор не знал грузинской баллады, которую запела прима, и очередь удивляться наступила для гостей. Скромно сидящий с краю стола майор Олег Шалатов попросил гитару и не только профессионально подыграл певице, но вторым голосом вместе с ней спел эту балладу на грузинском языке. Теперь уже гости аплодировали не менее азартно, чем мы до этого.

— А можете спеть ещё что-нибудь?

— А что вы хотите: эстрадные, военные, народные, цыганские, Высоцкого, Челентано…

— Давайте всё подряд!

Через полчаса директор наклонился ко мне и говорит:

— Посмотри, как они его слушают. Зачем ты позвал нас, когда у вас такие таланты?

— Так наше никуда не денется…

Дальше гости на удачу называли любую песню, Олег начинал, а заканчивали все вместе. Атмосфера удивительная. Про мужей никто не вспоминал. Я до сих пор чувствую себя перед ними немного виноватым, потому что посадил в автобус и отправил гостей в Питер только в 2 часа ночи…

* * *

Через неделю состоялась встреча на территории театра. Теперь мы с женой сидели в директорской ложе и с интересом наблюдали, как знакомые артисты и музыканты готовились к спектаклю. Некоторые улыбались и раскланивались, как старым знакомым.

В средине первого акта в ложу заглянул директор и вызвал меня по срочному делу. Дело состояло из тарелки театральных бутербродов с икрой и балыком и бутылки виски, купленной два дня назад в Duty Free токийского аэропорта. Вискарь был настоящий, бутерброды свежие, разговор неспешный, обстановка располагающая. Со сцены приглушенно доносились чьи-то арии, мебель с вензелями Наполеона, кабинет директора одного из лучших театров страны — всё говорило не о заурядной пьянке, а о приобщении к чему-то высокому, в некоторой степени даже таинственному. Лишь одно меня немного смущало — это разница весовых категорий. Директор в молодости баловался лёгкой атлетикой, только той её частью, которой «лёгкой» можно было назвать с большой натяжкой. Он был метателем диска, копья или молота, точно не помню. За метр девяносто, косая сажень в плечах и килограммов сто десять живого веса. Поэтому наливал в стаканы не по-детски. Сачковать было бесполезно. Понятно, что к концу первого акта я был уже полностью погружён в прекрасное, но слабо ориентировался в пространстве и времени. Но со слухом было всё в порядке, а директор оказался замечательным рассказчикам.

— Помню, были мы в Палермо на гастролях, — начал он очередной рассказ, — неспешно разливая по стаканам вискарь. — В столице, стало быть, сицилийской мафии. Выпало мне, молодому артисту, сопроводить директора театра в банк. С нами импресарио и переводчица. Идём получать деньги за все гастроли. На ходу уточняется сумма. У них там лиры, суммы десятимиллионные. Импресарио говорит:

— Итак, за одно представление — 2 миллиона 487 тысяч 963 лиры, а за 11 представлений будет…

Я тут же называю сумму. Переводчица автоматически повторяет, импресарио, тычет пальцем по клавиатуре калькулятора и… круглеет глазами.

Заходим в банк. Вся сумма поместилась в огромную сумку. Работник банка интересуется:

— Как будете доставлять?

— Да пешочком прогуляемся, погода хорошая, да и красиво у вас тут, — отвечает директор.

— Синьор шутит? С такой суммой в Палермо и дорогу не перейти…

— Мы попробуем.

Теперь все работники банка прилипли к окнам и глазами, которые совсем недавно были у импресарио, смотрят, как мы вдвоём с директором и баулом, набитым деньгами прогулочным шагом побрели в сторону театра.

Вечером спектакль. Я, продолжает свой рассказ директор, задействован в третьем акте вторым тенором. В гримёрке по наглому сидят два представителя итальянской безопасности и ждут, на каком этапе произойдёт подмена. То, что я сотрудник КГБ, после случая с калькулятором и особенно после посещения банка в Палермо не сомневался никто. Со словами «Мамма мia!» они исчезли только после того, как проводили практически до сцены и прослушали всю арию.

Вернувшись домой в Союз, был удостоен визита руководящего товарища с Литейного (управление КГБ Ленинграда).

— Наслышаны о вашем поведении в Италии. Там на самом верху по вашей милости был устроен разнос по поводу подготовки агентов. Посмотрите, говорят, как мастерски КГБ своих готовит, а вы… Словом, товарищ, вы правильно себя вели. Всего хорошего!

— Вот так, Владимир Васильевич, сам того не подозревая, я укреплял авторитет и так достаточно грозной отечественной организации, а её авторитет оберегал меня, поскольку вся Сицилия была уверенна, что нашу прогулку прикрывали десятки агентов на машинах и в пешем порядке. Ну, что, давай за мастерство!

— Давай!

Мы по братски поделили оставшийся бутерброд и добили остатки виски. Крики «Браво!» и «Бис!», доносившиеся из зала полностью совпадали с моим мнением и по поводу спектакля, и мастерства всех артистов, и конкретно директора, настоящего русского мужика, с которым хоть в разведку, хоть литр виски на ребро поставить, дуэтом…

Музыка — это искусство печалить

и радовать без причины.

Тадеуш Котарбиньский

Я сдал бригаду, комиссия командующего подписала акты, и мог выезжать к новому месту службы. Бригада уже не моя, но душа этого не понимает и болит. Как завтра пройдёт праздник День ВДВ в Санкт-Петербурге, будет ли погода, сумеем ли на достойном уровне провести весь комплекс запланированных мероприятий, не сорвут ли мне вылет вертолёта? Я никак не мог сбросить груз ответственности. Новый командир, конечно, не глупее, но он просто пока не может знать всех нюансов и тонкостей. Проворочавшись всю ночь, я с рассветом первым делом подошёл к окну и убедился — погода есть! Это уже полдела.