Музейный роман - Григорий Ряжский

Утром она явилась заметно раньше привычного часа. До прихода Качалкиной нужно было успеть совершить хотя бы часть задуманного ею рейда: суетная соседка по залу наверняка не преминула бы поинтересоваться причинами столь странного поведения подруги. Качалкина в этом деле уж точно была ни при чём, и потому Еве просто следовало предельно отстранить её от себя на весь период исследования. Однако до начала смены выдурить получилось минут двадцать, не больше. Не было ключа от раздевалки, вахта же ничего не хотела об этом знать. Так или иначе, но успела обойти лишь четвёртый, качалкинский, и часть пятого зала. Потом потекли первые посетители, хвостом от Бульварного кольца выжидавшие открытия, и она вернулась на свой стул. К финалу рабочего дня итог был таков: ещё трое рисовальщиков оказались на этом празднике чужими. Караваджо среднего размера, один Босх — побольше и один Кранах Старший с «Тремя грациями», 1550 года, также не имевшими отношения к мастеровитой руке. Хотя, надо признаться, знатно были вырисованными, без сомнения. Все трое не сигналили и не отзывались как надо, несмотря на горячий ведьминский призыв откликнуться чуть тёплым против ледяного холода мёртвых Средних веков.

Уже по пути, проводив последнего посетителя, между делом сунула руку под крайнюю окантовку, в шестом зале. И тоже оказалась тишина. За то время, пока пробовала там-сям, наловчилась, видно, чуять сразу, настороженной одичавшей собакой, даже не включая ведьминское, уже не потирая меж собой пальцы и не касаясь ими задней стенки. Всё теперь выходило проще и короче: о правде или лжи теперь уже давала лишь знать подушечка среднего пальца, протянутого к ближней по отношению к центру рисунка точке с задней стороны, — одним мгновенным тиком. Таким образом, к моменту встречи со Львом Арсеньевичем промежуточный результат несколько изменился, сделавшись на единицу хранения больше. Добавился Веронезе, он же Паоло Кальяри. В том смысле, что горестный список этот вырос числом ещё на одну рисованную подмену, называвшуюся «Граф де Порто с дочерью», за подписью позднего Паоло Веронезе, 1556 года.

— Может, проедем до меня? — неожиданно предложил Алабин, когда она, удобно разместившись в уютной утробе Лёвиного «мерседеса», перевела на него взгляд. — Я тут неподалёку, на Старом Арбате.

Там, внутри этой ласковой обители на бесшумных колёсах, вкусно пахло кожей и каким-то посторонним ароматом, про который она ему, прежде чем ответить, сообщила:

— Вам необходимо избавиться от этого, Лев Арсеньевич. Вы аллергозависимый, но ещё об этом не знаете. То, что прошло у вас в двадцать с небольшим, типа реакции на весеннее цветение, травы разные и всё такое, вернётся, думаю, лет через шесть-семь. А это, — она ткнула рукой в висящую на зеркале заднего вида картонную ёлочку, испускавшую резкий дух успеха и лёгкого самодовольства, — это нужно исключить. И чем раньше, тем для вас полезней.

— Да не вопрос! — Лёва сдёрнул ёлочку-вонялку и, приспустив стекло, выкинул её на снег. И глянул на ведьму. — Так едем?

— Знаете, лучше, наверно, ко мне, — покачала она головой, — мне от вас потом сложно добираться, там у вас метро не близко для пешего хода.

— Как скажете, Ева, — пожал плечами Алабин и завёл двигатель.

Через час с небольшим, миновав пробки и с трудом пробившись через часть окраины, какой завершалось Товарное предмкадье, он тормознул у блочной девятиэтажки. Других «мерседесов», подобных его намытому шампунем зверю, поблизости не наблюдалось. Зато тут и там топорщились неубранные сугробы смёрзшегося снега, хаотично обступившие подъездные двери и перекрывшие проезд к переполненным, настежь распахнутым мусорным бакам. Между ними кое-где проглядывали чумазые секонд-хенд-иномарки, приткнутые удачливыми владельцами в хаотично образовавшиеся редкие прогалы. По-хорошему, машины эти можно было и не запирать: покуситься на подобный товар навряд ли пришло бы в голову даже самому неленивому злодею.

Неподалёку проходила линия электропередачи, от которой, как ему услышалось, исходил слабый звон, пугающий местных ворон. Линия на своём пути разветвлялась, тоже в обозримой для глаз близи, и своей короткой гудящей веткой упиралась в трансформаторную подстанцию, расположенную ровно напротив подъезда, в который им предстояло зайти. Вся картина прилежащей окрестности являла собой классический пример депрессухи безотрадной и неутешительной. Алабин невольно поёжился, сбрасывая ощущение заброшенности, ненужности и пустоты. Узнав, куда выходят у Евы окна, он коротко прикинул ситуацию и решительно сдал назад. Получилось метров сто пятьдесят, не меньше, но хотя бы можно было успеть заорать в окно, если что, и бежать к автомобилю по более-менее наезженной прямой.

— Только, прошу вас, не удивляйтесь, — без какой-либо эмоции на лице предупредила гостя Ева Александровна, — я живу просто, здесь так многие живут. И задержите, пожалуйста, дыхание, у нас мусоропровод часто бывает неисправен.

Они прошли в квартиру, разделись и сели за обеденный стол, имевший единственную во всём жилье поверхность, подходящую для общения по делу. Лёва незаметно осмотрелся. В сурово обставленной однушке было бедно, но чисто. Больше он не сумел отметить для себя ничего интересного. Разве что книги, среди которых отдельная полка явно предназначалась под искусство в том или ином неброском варианте. Ярким переплётом на фоне остальных выделялась монография Сарафьянова, посвящённая русскому авангарду, которую он сразу же признал. И тут же кольнуло лёгкой завистью. «Впрочем, ничего… — вдогонку подумал он, завершая первое визуальное знакомство с ведьминым жильём, — вот уедет Венигс домой, мы тоже тогда, глядишь, расстараемся. Такое издадим, мало не покажется…»

— Ну, смотрите, Лев Арсеньевич… — Ева Александровна присела напротив гостя и сосредоточилась, приготовившись высказать соображения на тему. — По состоянию на сегодняшний вечер у меня получается шесть доказанных, можно считать, работ. — И внимательно посмотрела на доцента. — Если вас, конечно, слово такое не покоробит.

— Кто? — коротко спросил он. — Какие? Где размещаются, попозиционно?

— Вермеер, Тинторетто, Караваджо, Босх, Кранах Старший и Веронезе, — заученно отчеканила хозяйка, — все по одной работе. Вот схема развески, они отмечены крестом. — Она положила перед ним нарисованный от руки план залов с указанием обнаруженных несовпадений.

— И сколько же осталось непроверенными? — сухо поинтересовался Алабин.

— Думаю, я прошла половину или около того. Полагаю, завтра смогу закончить. В крайнем случае послезавтра. Зависит от того, как сумею выкроить время.

— Допустим… — в задумчивости покачал он головой, — всего лишь допустим пока, что всё так и есть, что имеются подделки и что вы их обнаружили, используя некий дар или… как это лучше назвать… простите уж меня, неподкованного. — В словах его, однако, Ева не заметила даже лёгкой иронии. Видно, её гостя ещё не до конца отпустило потрясение от полученной порции знаний о самом себе. — Но скажите, Ева, почему вы именно мне решили довериться, а не пошли, скажем, в правоохранительные органы или, допустим, к бабушке нашей не обратились со своими подозрениями? Она же, по сути, хозяйка, ей и карты в руки, — и вопрошающе глянул на неё, — я-то при чём?