Полководцы Первой Мировой. Русская армия в лицах - Валентин Рунов

Как на конференции 1915 года, так и на конференции 1916 года, проходивших во Франции, Россия оказалась в исключительно неблагоприятных условиях. Тогда как другие государства были представлены на них своими главнокомандующими, членами правительств, Россия вверила защиту своих интересов генералу Я. Г. Жилинскому, оторванному от русского штаба и получающему указания лишь по телеграфу. В каждом вопросе, поднимаемом на конференциях, у других государств была возможность дать исчерпывающий ответ, исходящий непосредственно от правительства или высшего военного командования. Яков Григорьевич же должен был выступать на основании заранее выработанных инструкций, не всегда соответствующих данной постановке вопроса, или же полагаться на свою инициативу.

К концу первого года войны значительно изменились отношения между союзными штабами. В начале войны, когда Россия имела большие неиспользованные силы и запасы и готова была широко использовать их в помощь еще не окрепшим армиям, с требованиями России считались. Позже, когда в итоге проведенных операций русские войска понесли большие потери, а франко-английские армии усиливались численно и технически, с мнением России стали считаться меньше. Центр всех решений перенесся в Париж. Связь русского командования с союзными правительствами и штабами, разрабатывающими различные планы, ослабевает. Генерал Жилинский, пребывающий постоянно во Франции, имеющий слабую информацию из Ставки и не обладающий широкими правами, на совещаниях союзников обычно выступал в качестве защитника далекого и оторванного от других воюющих стран государства. Заявления его зачастую были малоавторитетны, за что некоторую долю ответственности несет, прежде всего, высшее русское командование. Оно не приняло в сношениях с союзниками твердой линии поведения с самого начала и не предвидело, что особые условия участия в войне России потребуют постоянной и упорной борьбы за равноправие ее с другими союзниками.

Одной из проблем, решаемых Жилинским, стало рассмотрение вопроса об участии русских войск в боевых действиях на западном фронте. Он был поставлен французским политическим деятелем Полем Думером во время его поездки в Россию осенью 1915 года. Тогда Думер представил план перевозки русских солдат во Францию в довольно большом количестве. В основу его предложения ложилась посылка об исчерпании Францией собственных людских ресурсов и наличия в России большого количества людей, которых Россия, не имея достаточного количества вооружения и снаряжения, использовать не могла. Таким образом, парламентские политики за счет пополнения русскими людьми хотели уменьшить бремя войны, возложенное на французский народ.

Эта мысль была встречена русским военным командованием весьма настороженно. 30 ноября (13 декабря) 1915 года военный министр генерал от инфантерии М. А. Беляев в телеграмме начальнику штаба Верховного главнокомандующего генералу от инфантерии М. В. Алексееву отмечал: «Вследствие последнего отъезда в Ставку Поля Думера, считаю долгом сообщить Вашему Высокопревосходительству, что подробно ознакомившись личными переговорами с сущностью его просьбы, полагаю признать ее во всех отношениях безусловно не подлежащей исполнению… При переговорах с ним я старался вселить убеждение, что наш боеспособный контингент далеко не безграничен, как думают во Франции, и привел расчет, что к концу первого полугодия будущего года будут исчерпаны все средства до тридцатилетнего возраста. Указал на громадные потери, каковых нет на Западе. Ввиду крайней настойчивости его домогательства, считаю долгом телеграфировать Вашему Высокопревосходительству мои опасения, что он заявит в Петрограде, что его предложение не было принято в Ставке, как невыполнимое. Он будет настаивать хотя бы на частичном его осуществлении в виде опыта. Лично я считаю, несмотря на действительную, может быть, потребность французской армии, что настоящее предложение не может быть принято ни под каким видом».

Михаил Васильевич Алексеев также отнесся скептически к предложению Думера, особенно к его нравственной стороне. Признавая, однако, зависимость России от Франции, он не исключал определенных уступок французскому руководству. Так, уведомляя генерала Я. Г. Жилинского по вопросу о посылке русских войск во Францию, начальник штаба Ставки писал: «Думер просил триста тысяч укомплектований, тысяч по тридцать ежемесячно… быть может ввиду нашей материальной зависимости будет сделан опыт формирования двух наших полков с придачею французского кадра. Лично я против даже такой меры. Желал бы, чтобы этот опыт, если он неизбежен, был бы крайне ограничен».

6 декабря 1915 года на докладе военного министра Поливанова император Николай II наложил резолюцию о посылке русских солдат во Францию. В январе следующего года началось формирование 1-й особой пехотной бригады. Ее управление, как и штаб 1 особого пехотного полка, формировались в Москве, 2-й особый пехотный полк формировался в Самаре, маршевый батальон – в Иркутске. Формируемые части эшелонами шли по Китайско-Восточной железной дороге в порт Дайрен, где осуществлялась посадка на суда. Первые суда из Дайрена были отправлены в середине февраля 1916 года и прибыли в Марсель 7 апреля. Вслед за первой особой пехотной бригадой, в том числе и через порт Архангельск, к лету 1916 года прибыли на французский фронт 3-я особая пехотная бригада, а на Салоникский фронт – 2-я и 4-я бригады. Каждая бригада насчитывала в своем составе примерно по десять тысяч человек. Агенты представителя Ставки генерала Жилинского, встречавшие эшелоны с русскими солдатами во Франции, как вспоминал граф А. А. Игнатьев, передавали приказания «держать солдат возможно строже и ни в коем случае не разрешать им отпусков в город, мотивируя это тем, что солдаты русские грубы, некультурны, могут напиться и устроить драку»[23].

Русские бригады, прибывшие во Францию, без соответствующего курса обучения и незнакомые с иностранным вооружением, сразу же бросались в бой. Но даже в этих обстоятельствах русские солдаты успешно решали стоящие перед ними задачи, проявляя беззаветную храбрость. Вот один из многих примеров. На 2-ю особую пехотную бригаду, которую возглавлял генерал-майор М. К. Дитерихс, было возложено обеспечение главной атаки французской дивизии. На рассвете 26 апреля 1917 года, после получасового артиллерийского огня, французы перешли в атаку, но вскоре вернулись в свои окопы. Через час на штурм позиций противника устремились пять батальонов бригады. Они овладели укреплениями на высоте Дабица, пленили 113 германцев и захватили три орудия. В течение всего дня русские солдаты героически удерживали высоту, но французское командование не воспользовалось достигнутым успехом и не поддержало русских. Под сильным огнем противника славные стрелки 2-й бригады были вынуждены вечером отойти. Из трех тысяч человек, участвовавших в бою, бригада потеряла 1300 человек. Союзники, ввиду своих неудачных действий, умолчали в сообщениях о героических действиях русских войск[24].

После проведения сложных боевых операций русские бригады направлялись на отдых в особые лагеря. Эти лагеря были обнесены колючей проволокой и надежно охранялись. Выход солдат за пределы лагеря был запрещен. Кроме того, их плохо обеспечивали продуктами питания, войска нередко оставались голодными. Вполне понятно, что содержавшиеся в таких тяжелых условиях русские солдаты не хотели проливать свою кровь за Францию. Они считали, что лучше умереть у себя дома на русском фронте, чем, будучи человеком второй категории, находиться на службе у французов. Под влиянием происходящих революционных событий в России среди солдат развернулось движение за возвращение на родину. В лагере Ла-Куртин, где размещалась 1-я бригада, оно вылилось в восстание. В нем участвовали 8515 человек. Временное правительство отдало приказ генералу Занкевичу, командующему русскими войсками во Франции, «немедленно привести восставших к повиновению силой оружия». Восстание было подавлено на восемнадцатый день, 7 сентября 1917 года. Сто десять солдат были преданы суду, а около 600 человек, считавшихся наиболее беспокойными, были отправлены на Салоникский фронт[25].