Оружие фантома - Вячеслав Денисов

Но именно в этом и была сила старого вора. Он был достаточно мудр для того, чтобы не демонстрировать окружающим свой ум. Его главная заповедь – никогда не говори того, о чем думаешь, и делай все для того, чтобы окружающие чувствовали твою беспомощность. Ты беспомощен – значит не опасен, и для борьбы с тобой нужно мало сил, мало бдительности. Именно тут и ошибались почти все, кто не желал добра Степному. Почти сорок лет носить «корону» – это не заводской или милицейский стаж. В ментовке тебе простят глупость, и ошибку простят, и слабость. А в этом мире за те же самые грехи враз «лоб зеленкой намажут»…

Долго искал он свои алмазы. Но не камни нужны ему были, не то несметное богатство, которое они в себе таили. Степной и без них имел все, что хотел. Он искал своей правды. Вор не имел права умереть, не вернув себе то, что у него несправедливо отняли.

И вот теперь, сквозь года, в его память снова вернулась эта фамилия. Зинченко. Следователь по особо важным делам прокуратуры города Харькова.

И сейчас он ищет встречи с ним. «Важняк», сумевший «сшить» дело, по которому его, Степного, двадцать два года назад «приземлили» на «строгий», под Салехардом. Ювелир в Харькове, антиквар в Чернигове, музей в Коврове. Доказательств у Зинченко было мало, но много уверенности в своей правоте. Может, и не «придавил» бы он Степного тогда ни очными ставками, ни парой непроданных картин, что в квартире вора нашли, да вот… Какая-то сука в это же время две церкви под Ковровом «обнесла». Для мента что музей, что храм – один закон: сто сорок четвертая, часть третья. А для «законника» церковь «обнести» – все равно что ребенка убить. Но накопали бесы из харьковской уголовки дерьма по закоулкам, да и снесли этого «шнягу» Зинченко. Честь и хвала ему за то, что не поверил он в вину Степного. Выкупил тогда вор у Зинченко обе церкви за большую цену. За ювелира в Харькове, за антиквара в Чернигове да за музей в Коврове. А что было делать? Нельзя с таким грузом на зону. За мать и за церковь больше одной ночи на нарах в бараке тебе спать не дадут.

И вот сейчас Зинченко назначил ему встречу.

Зачем? За алмазы Степной уже отсидел. Теперь они по праву – его, потому что дважды за одно и то же не судят.

Встречи хочешь, старый «друг»-прокурор? Будет встреча! За те две церквушки долг тебе отдать нужно. Степной свои долги помнит. Как и чужие.

– Трогай, Сережа, трогай, дорогой. У нас сегодня дел ой как много будет. А сейчас давай домой. И подай мне телефон, человечку своему позвоню…

И эта встреча состоялась.

Они встретились в ресторане «Русь». Двое пожилых мужчин, в дорогих костюмах, белоснежных рубашках и галстуках. Они не поздоровались за руку, как могли предполагать окружающие. Ведь для несведущих эта встреча была не что иное, как бизнес-ланч двоих солидных воротил. Ничто не указывало на то, что за одним столом собрались пообедать прокурор города и криминальный авторитет. А у них не принято здороваться за руку. У таких людей контакт идет не от сердца, а от разума. У них нет ничего общего, они живут разными жизнями и руководствуются противоположными по содержанию законами.

– Постарел, Иван Максимович, постарел, – улыбнулся Зинченко, усаживаясь на пододвинутый официантом стул. – Головушка облетела, как береза в ноябре.

– Да и ты, Николай Николаевич, не молодеешь, – заметил Степной. – Животик вот нескромно как-то отпустил. Поседел как лунь. А помнишь, тогда, в семьдесят восьмом? Статный мужик был, широкоплечий!

– Я и сейчас полуторапудовку от пола по двадцать раз отрываю. А животик… Как говорят – большой живот не от пива, а для пива.

– Горькую пьешь?! – изумился Степной.

– Нет, уволь. Чарочку с тобой выпью, а больше мне нельзя – печень пошаливает… Давай поедим, Ваня. А потом и о делах поговорим. Куда спешить? У меня выходной, тебе по понятиям работать запрещено. Трутни мы с тобой.

Степной рассмеялся, и было видно, что от души.

Когда насытились, он спросил:

– Так что за дело, Николай Николаевич? Не для дегустации же осетрины ты меня из Заболоцка выдернул?

Зинченко немного помедлил с ответом.

– Знаешь, Ваня, я ведь о камешках харьковских помню. Я как об алмазе старой огранки услышал, сразу мозги ломать стал: не может быть, чтобы гражданин Степенко здесь замешан не был. А тут мой дружок Саша Макаров звонит да тебя найти просит. Вот я и решил так сделать, чтобы ваша встреча не состоялась. Знаешь Макарова?

– Слышал, – уклончиво ответил вор. – А о каком камешке ты говоришь?

– Да вот, закатился один из твоих… Под труп.

– Не гневи бога, Николай. Ты меня знаешь. А вот кто его туда закатил – мне ведомо. Скоро найду, пожалуй… А о Макарове – да, приходилось слышать.

– Нет, ты не просто слышал, а очень хорошо о нем слышал. Потому что, гоняясь за Пацифеевым, нельзя пройти мимо Саши Макарова. Он для тебя сейчас враг номер один, Саша-то. Потому что знаешь ты – он Пацифеева с твоими камешками быстрее найдет.

– А почему же ты не хочешь, чтобы наша с ним встреча состоялась? Может, и договорились бы о чем…

– Вам с ним не договориться. Мы с тобой быстрее договоримся, чем ты с ним. А не хочу я вашей встречи вот почему… – Зинченко достал из пачки сигарету, закурил. – Смерть кого-то из вас ждет.

– Ты что каркаешь, начальник? – огорчился Степной. – И потом, кто тебе сказал, что Пацифеева он найдет быстрее меня? И представь себе ситуацию – у меня Пацифеев, а у Макарова мои камни. Не договоримся?

– Пустой номер. Макаров заберет и камни, и Пацифеева. Понимаешь ли, Ваня, я хорошо знаю его и достаточно хорошо знаю тебя. Вас половина не устроит. И я знаю, чем все закончится. Когда Макаров поймает Пацифеева, он выбьет из него и камни. Если ты раньше успеешь – то алмазами ты вряд ли довольствоваться будешь. И полетит душа доктора Пацифеева в ад. Ты ведь, насколько я осведомлен, мокрыми делами уже не брезгуешь, Иван Максимович?

– Я вор, начальник. И на моих руках крови нет. Не там пробиваешь, командир.

– Я тебя не пробиваю. – Чувствовалось, с каким трудом давался этот разговор прокурору. – Мне нет нужды тебя пробивать. А если я возьмусь за это, то, по старой памяти, накопаю на тебя дерьма телегу. Мне что? До пенсии дожить – и все. А тебе, дорогой, если на старости лет корону сшибут за беспредел, куда деваться? Тоже рыбу пойдешь удить, как и я? Или внуков пестовать? Только внуков у тебя нет. По вашей вере воровской даже жить по-человечески невозможно. Тебе ведь, старому пердуну, под семьдесят уже, а что ты за жизнь свою нажил? Особняки да машины? Картины да яйца Фаберже? А на хрена они тебе сдались, яйца эти? Больше двух ты в могилу все равно не унесешь. А вот главного у тебя, Иван Максимович, нет. Память-то какую о себе оставишь? «Вор по кличке Степной»? Маловато для истории. Вор он и есть вор. Потому и не хочу я, чтобы Саша с тобой встретился. Знаю – одному из вас не жить после этой встречи.

– Ты никак перевоспитать меня перед самой кончиной решил? – удивленно и как-то задумчиво спросил Степной. – А тебе кем этот Макаров приходится? Уж не сыном ли приемным? Или – внебрачным?