Одинокий рейд - Александр Плетнев

А потом из аргентинских источников появился похожая наклейка «made in china» с крейсера, включая вообще все странности с ним связанные.

Взаимосвязь становилась очевидной, но выводы всё ровно не выходили за рамки фантастики. Он надеялся, что операция с захватом пройдёт успешно и начнут прорисовываться ответы, но….

Но вот теперь надо что-то предоставить военным и не оказаться при этом до нелепости смешным. Вот только с фантазией у военных туговато. Им проще всё объяснить сумасшедшей дезинформацией русских, и величайшая загадка может просто уплыть на сторону противника.

А пока «Вattlecruiser» оставался в таком, можно сказать, беспечном и уязвимом, даже для данного класса корабля, одиночестве (как вчера на брифинге поведали знатоки морских баталий — адмиралы). «Красные» же предприняли всего лишь две попытки выйти на контакт с крейсером. Неудачные.

Вчера командующий военно-морскими силами в Атлантическом океане хвастался, как его «фантомы» не дали дозаправиться в воздухе русским гигантам морской разведки — Ту-95, сбивая шланги спутными струями. Правда, умолчал, что один F-4 зацепил русского «медведя», сковырнувшись в океан[114]. А экипаж второй машины до последнего кружил над местом падения ведомого, пока не прибыл спасательный вертолёт, и им не хватило горючки до авиапалубы. Хорошо хоть всех героев потом подобрали. Но зато русские, в конце концов, отказались от своей затеи.

Вторым фактом было разведывательное судно Советов, маскирующееся под траулер. Тот просто не успел выйти даже на дистанцию радиоконтакта — «Вattlecruiser» уже ушёл проливом Дрейка в Тихий океан».

Глава Федерального агентства аккуратно внёс ещё одну запись с простановкой даты о смерти «объекта» за номером и кодовым словом, под которым числился норвежский пилот, так и не решив, стоит ли завтра выложить всю имеемую информацию на очередном совещании штаба.

«Хорошо хоть президент у нас, пусть и с заворотам в голове, но порой порешительней, чем кто-либо их ястребов из КНШ».

Крейсер.

Те, кто предпочитает скорее «быть» (в понятии), чем «казаться», теряют в дешёвой и навязчивой популярности.

Тихий покорно притих, раскатав, разгладив пронзительно иссиня-зелёный «ковёр» своей неоглядности, оставив лишь мелкую рябь.

Давили хорошо — 200 оборотов на каждый винт (на валах только свист стоит), с расчётом пройти траверз Пасхи с наступлением ночи. Поэтому и противолодочного как такого не делали. Так…, периодически клали руля на румб-два, а «забежавший» вперёд «камов», опустив в воду антенну ГАС, слушал — никто там, притаившийся под водой не метнётся на эту неожиданную смену курса.

Голоса вахтенного и рулевого рассеивались в объёме ходовой рубки, не долетая до стоящего у двери на крыло мостика Терентьева.

Хотел спокойно выйти покурить, но спокойно не получалось. Потому что по расчётам вошли в зону действия чилийской авиации. Полагал не прозевать момент, но «чилийца» всё не было, и Терентьев начинал нервничать.

«Я так никогда не брошу курить»!

Стоял, дымил у открытой двери на правое крыло, поглядывая на траверз и по курсу. «Можно подумать, увижу дальше антенных «глаз».

Тёплый ветер трепал волосы, рассеивая дым сигареты.

«Как заметно потеплело. Надо будет дать команду переодеть экипаж в «тропичку».

Подошёл штурман:

— Вертится у меня в голове….

— Что?

— У американцев по программе «Спейс Шаттл» были запасные аэродромы для незапланированных посадок. А том числе и в Тихом. Вот не могу вспомнить — не на Пасхи ли?

— Чёрт, и ты молчал?

— Да я только вспомнил. А с другой стороны, если там пиндосы орудуют…, ну, прилетит не чилийский, а вовсе уж американский самолёт. Какая разница.

— Или вообще не прилетит….

Тут громко подал голос вахтенный:

— Пост РТР. Отметка прямо по курсу.

Сигарета — долой! Буквально в пять шагов — к центральному пульту.

— Ну-ка, ну-ка!

— Сигнал слабый, но вполне чёткий. Азимут — ноль! По параметрам — самолёт!

— Уточни у БИЦа классификацию цели. На этом пеленге у нас остров Пасхи. Может это не самолёт?

— Никак нет. Наблюдается смещение по азимуту. Дистанция устойчиво уменьшается.

— А ну-ка, давай ему «помашем рукой» навигационной РЛС.

После двадцати секунд мощного излучения, следует реакция.

— Сила сигнала растёт! Параметры на азимут нулевые!

— Ага! Клюнул голубчик. К нам повернул!

Терентьев оглянулся на стоящего позади штурмана, хотел видимо что-то сказать, но тот невозмутимо пожал плечами, дескать «чего ждали — то и прилетело», поэтому промолчал.

Теперь доклады следовали через каждые пять, три, а потом одну минуту: пеленг, угол места, параметры, сила сигнала.

Самолёт быстро приближался на высоте шести тысячи метров почти встречным курсом.

— Высоко идёт, — комментировал штурман.

— Да, высоковато, — согласился командир и запросил, — обстановка в радиоэфире?

— Молчит.

— Надо его запросить.

— Давай я, — вызвался штурман.

Радиозапрос посылали трижды, прежде чем пришёл ответ.

— Чилиец, ВВС, — подтвердил штурман, — на международных, но как-то он скупо. Показалось, словно «сквозь зубы». Неужели бритт в самолёте?

— Или американец….

— Американцы, как правило, попроще.

— Не будем гадать, — не стал усложнять Терентьев, — однозначно по нашу душу, кто бы там ни был.

Самолёт проходил чуть в стороне, на тех же шести тысячах. Вышли с штурманом на мостик, но на такой высоте невозможно было определить тип самолёта даже в мощный визир. К этому времени уже неумолимо вечерело, и инверсионный след чётко выделялся бело-розовой полоской.

— Он, чё, так и просвистит мимо? — Удивился штурман, ловящий белёсый крестик в фокус бинокля.

— Нет, — Терентьев, в отличие от штурмана, не стал хвататься за оптику, — по-моему пошёл на разворот. Или из-за кривизны сферы так кажется…? Чёрт, сейчас же окончательно стемнеет, неужели он не захочет рассмотреть нас поближе?

Однако вскоре инверсионный след за удаляющейся машиной исчез, а примерно минут через двадцать пост РЛС доложил, что самолёт возвращается, постепенно снижая потолок.

— Так! Приготовиться! — Командир вернулся в рубку.

Машина чёрной точкой нарисовалась за кормой, но пилот явно показал намеренья пройти в стороне, примерно в полукилометре. И по высоте также — особо не выпендривался, опустившись не ниже тех же пятисот метров.