Дикий порт - Олег Серегин

Напряжение возрастает.

И люди не знают, как назвать его.

Межпланетным? Но при чём здесь безвинные космические тела?

Международным — но что это за народы, где они, как именуют себя?

Межрегиональным, коли уж речь о частях одного Ареала?

Наконец, старейшее аналитическое издание жертвует краткостью ради точности формулировки, и сотрудники уважаемых новостных агентств пишут: «возрастает напряжение между центром и периферией».

Немедленно разгорается спор о том, что территориально Земля отнюдь не центр Ареала, что Ареал, созданный не колониальной экспансией, но войнами и аннексиями, имеет противоестественную структуру; что космические перевозки в этих условиях неудобны и слишком затратны, что никакие субсидии не покрывают убытков Промышленного союза; что официальному правительству Ареала место там, где это удобно галактическому бизнесу, а не массе землян, спонсируемой лишь из соображений принадлежности к родной расе…

Кипят страсти, и в споре культурных консерваторов с агрессорами-финансистами теряется малая деталь.

В союзники Терре-7 оказалась записана ВСЯ периферия Ареала.

ВСЕ колонии.

«Ныне я остался клинком непарным…» — вертится и вертится в голове. Взлетает и падает солнце, рвутся к зениту звёздные корабли и, усталые, возвращаются наземь; идёт время. Д’йирхва аххар Цмайши аи Т’нерхма восседает на месте вождя: страж, безмолвный и строгий.

Солнце Дикого Порта смотрит с небес.

Много лет назад пал в битве отец, великий военачальник Кадары. Шли годы; под непосильной тяжестью жизни сошла с ума мать. «Братья мои погибли, сёстры мои изувечены голодом и не родят; нет у меня рода, нет соратника кроме тебя, клинок мой. Не преступай клятвы, не оставляй меня, Л’тхарна!» — так думает Д’йирхва и запрокидывает чеканное лицо, не размыкая век, чёрных, как у всех благородных кровью.

«Ныне я остался клинком непарным».

Эскши звонила ему с Анкай, и Д’йирхва говорил с женщиной, матерью детей своего «лезвия», долго — Люнеманн разрешил. Она, могучая, сама потерялась в страхах и искала поддержки: если не женской стойкости, то ярости воина причаститься, вкусить чужой силы.

Странный человек Л’тхарна. Не в таком воины древности обрели бы вождя и опору. Малорослый, слишком красивый, не любящий нападать первым, он носит двадцать девять кос, больше, чем любой из живущих — и он же прошёл через все унижения, какие можно вообразить воину. Казалось, в нём нет мощи и твёрдости, а одно лишь терпение. Казалось, это они, соратники и советники — его защита.

Стоило потерять его — и стали они как растения, лишившиеся воды.

Долго ли петь ревнителям древней чести о чудах кровопролития и светочах гибели, чьи волосы обильно смачивались влагой жизни врагов? Им уже давно не хватает сил даже для состязаний друг с другом. Безумной матери вольно рычать о выродках — у Л’тхарны была честь, своя собственная, неведомая этим лишённым ума! Новая. Иная.

От этой мысли сердца мечутся в золотых тисках, и клыки прохватывают губы до крови.

Священными клинками его стали мысли, проникающие сквозь тьму. Он был как невидимая стена перед пламенем. Как броня, скованная из мудрых слов.

Странный человек.

Любимый.

Был?!

«Ныне я остался клинком непарным» — возвращается, вонзая лезвия между сердцами.

Вспыхивает дар памяти.

…Цмайши, мать, теперь лишившаяся рассудка, сама некогда была надёжным щитом. Перед Второй войной, когда на верфях союзников-чийенкее вновь росли се-ренкхры и ймерх’аххары, когда молодые воины состязались за право командовать отрядами, за право оказаться на острие атаки, ворваться на борт корабля х’манков и отомстить ненавистным мягкопалым врагам, Цмайши была самодержицей: не старейшиной женщин, но Той, Что Всевластна — как изначальная Мать Ймерхши. Тогдашний верховный вождь бледнел перед нею. Это она, Цмайши, точно любимую дочь, взращивала войну; и уже виделось, как разгорается на горизонте свет победы — великой победы, что сотрёт всё бесчестие, выпавшее на долю человеческой расы.

Она любила сказание о Ш’райре. Как и теперь; но теперь громче звучат строки о дитяти ужаса, что принесёт конец миру, и о вечном величии Ймерхши, что останется восседать молча, когда окончится время.

В ту пору сладки были слова о подвигах Ш’райры, мудрости учителя Х’йарны и доблести вождя богов Цйирхты.

И о Л’йартхе, парном клинке.

Ш’райра, смертерожденный, к обители Х’йарны подошёл.

Он, Ш’райра, словно женщина огромен, исполнен мощи.

Убийца гордый, жесток как пустыня.

Он у врат Х’йарны молодого воина увидел.

Тот словно клинок строен, как сталь дорогу заступает.

«Кто ты, что к Х’йарне победителем войти хочешь?» — спрашивает.

…сказитель перемежает слова глухим рычанием; он стар и искусен, и эхо грозного клокота в глотках героев разносится по обширному дому Цмайши, затаиваясь в закоулках. Мужчины встряхивают косами, брякают зажимы, свидетельствующие о победах, холодок радости течёт по хребтам: будет война, будет схватка! Х’манки будут разбиты, месть охладит тысячи обожжённых сердец.

…Не вернётся никто.

Но пока бой впереди, он — надежда, он — грядущее чудо. Воины радостны и светлы. Не звезда Порта сияет над ними — Аххар, золотое солнце Кадары. Слава старых времён разносится над крышами родовых домов, улыбаются молодые женщины. Много новых героев будет зачато после победы.

Воин говорить не стал больше, засмеялся, лезвия выдернул.

Ш’райра, смертерожденный, зарычал грозно, в бой устремился.

Три дня сражались они, три ночи шла битва.

На четвёртой заре утра Ш’райра пал на колени.

«Ты, должно быть, сам Ймерх Ц’йирхта, — так сказал он. —

Нет, кроме бога войны и бога смерти, в этом мире сильнейших».

Молодой воин тогда ответил:

«Имя мне Л’йартха аххар Тарши аи Х’йарна!»

Ш’райра, сын бога смерти, впервые потерпевший поражение, смотрит на Л’йартху.

Д’йирхва, как ни юн, уже знает, кто его отец. Во чреве величайшей из женщин зачат он Т’нерхмой, «парным лезвием», неразлучным спутником Р’харты, вождя людей. Он знает и то, что называли Р’харту подобным беспощадному Ш’райре, а отец был как Л’йартха, прекрасен, мудр и насмешлив.

Сказитель умолкает, прежде чем перейти к новой повести — о войне меж людьми и богами. Кто-то в стороне склоняется над экраном, проверяя, работает ли старая техника, идёт ли запись. Цмайши довольна, зеленоватые глаза её искрятся, и прекрасна она сейчас, точно юная женщина с первым выводком у сосцов. Имена её дочерей Месть и Ярость, Война и Победа — славные, сладкие имена.

Д’йирхва смотрит на сына величайшего из людских вождей.