Перстень Дарины - Александра Девиль

Услышав пересказанную вкратце историю происхождения Антона, Тадео долго молчал, почесывая затылок и пожимая плечами, а потом с сомнением спросил:

— А верно ли ты все запомнила, госпожа? И верно ли все запомнила твоя мать? Не перепутали ли вы имена?

— Нет, могу поклясться! — с жаром заявила Дарина. — Моя мама слушала ту историю в такой страшный день своей жизни, что не могла не запомнить все слово в слово. Да и моя память с детства была отменной. Как только ты назвал имя Микеле Каффаро, я сразу же вспомнила: это он!

— А та женщина… Елена… не могла ли она что-то перепутать или приукрасить в своем рассказе? Или, может, она сказала твоей матери не всю правду? Ведь Елена была еще так молода, когда встретила того генуэзца. Ее сын мог быть не от него, а от другого человека.

— Ты так говоришь, Тадео, потому что не знаешь женщин, подобных Елене, — строго заметила Дарина. — Такие женщины могут согрешить только ради единственной в своей жизни любви. Вернувшись из Греции на Русь, Елена вела жизнь святой затворницы.

— Да, славянские женщины отличаются целомудрием и верностью в любви, — подтвердил Антон.

Дарина быстро взглянула на него, и ей показалось, что в глазах Антона промелькнула какая-то важная и решительная мысль.

— Если это действительно тот самый человек, который может быть твоим дедом, то тебе надо поспешить к нему, — сказал Тадео. — Говорят, он очень плох и в любой день может умереть или потерять память.

— Да, я отправляюсь в Кафу немедленно… и вместе с тобой, Дарина, — заявил Антон и пристально посмотрел ей в глаза. — Но прежде я должен спросить тебя о чем-то очень важном. Пойдем со мной.

Он схватил ее за руку и почти силой потащил за собой наверх, в ту самую комнату, где прошла их безумная ночь. Дарина даже немного испугалась, когда увидела, каким строгим и решительным стало его лицо, как заблестели глаза.

— Что случилось, что?.. — спросила она с невольной дрожью в голосе.

— Случилось то, что я теперь до конца поверил в судьбу и в Божий промысел. Ты принесла мне хорошую весть. Твоими устами меня позвала моя земля и очаг родного дома. А теперь у меня появилась надежда добраться домой живым. И все это благодаря тебе. Мы с тобой поедем к Микеле Каффаро, но… но прежде я должен все решить между нами. Кто мы теперь друг другу? Друзья, любовники, родичи?

Он пытливо смотрел ей в глаза, и она отвела взгляд, пробормотав:

— Не знаю. А сам ты чего хочешь?

— Хочу, чтобы ты стала моей женой. Принимаешь ли ты предложение от человека, судьба которого пока еще неясна и ненадежна? Человека, из-за которого тебе может грозить опасность?

— Я уже столько опасностей пережила, что больше ничего не боюсь.

— Могу ли я считать твои слова согласием? — спросил он, взяв ее за плечи.

Вместо ответа Дарина улыбнулась и опустила ресницы. Она чувствовала, что теперь, когда Антон наконец-то объяснился, у нее словно камень свалился с души.

— Мы обвенчаемся сегодня же, — заявил он глухим голосом. — Я хочу явиться к деду, а потом к матери не один, а с женой.

— А может быть, лучше сначала получить благословение боярыни Ксении? — осторожно спросила Дарина.

— Зачем? Я уверен в согласии моей матушки.

Дарина тоже не сомневалась, что свекровь их благословит. Ведь Ксения, считавшая, что Антон стал монахом, даже не могла надеяться на то, что Святослав обретет в его лице законного отца; теперь же возвращение сына будет для боярыни двойной радостью.

— Мы обвенчаемся сегодня здесь, в Суроже, — предложил Антон. — Сейчас же пойдем в греческую церковь, а Мартын с Антонием будут свидетелями.

Он прижал руки Дарины к своей груди, а потом поцеловал ее в губы, но не страстно, какделал это ночью, а бережно, как почтительный жених целует застенчивую невесту. И в этот миг Дарина почувствовала, что сквозь облик нынешнего Фьяманджело проступают черты прежнего Антона, с его духовностью и благоговейным пылом.

В тот же день они обвенчались, и в Кафу отправились уже мужем и женой.

Древняя Феодосия, которая была когда-то славным греческим полисом, уже почти пять веков как пришла в упадок, постепенно обветшав и превратившись в незначительное поселение с убогими хижинами.

Генуэзцы, обосновавшиеся здесь совсем недавно, еще не успели сколько-нибудь преобразить город, которому дали теперь имя Кафа, но оживление, связанное с приходом новых хозяев, было уже заметно. Строительные работы начинались тут и там, превращая опустевшие предместья в шумный и многолюдный базар, заполненный телегами, грудами камня и кирпича, досками, мешками и корзинами.

После двух дней пути по красивой дороге вдоль моря и гор Дарина с некоторым разочарованием ступила на узкие и пыльные улочки заброшенного селения, которому еще только предстояло стать городом — возможно, более блестящим, чем напоминающая о себе древними развалинами греческая Феодосия.

Впрочем, рядом с Антоном Дарине все казалось красивым, интересным и полным высшего смысла. Ей хотелось только одного: поскорее разрешить все трудности и отправиться вместе с мужем домой, к сыну и матери.

Один раз Антон признался Дарине, что побаивается встречи с Микеле Каффаро, на что она тут же заметила:

— Ты обязательно понравишься ему, он будет тобою гордиться. Ведь тебя невозможно не полюбить. И он поверит тебе, я об этом позабочусь.

— Для меня главное, чтобы ты верила в меня, жена, — улыбнулся Антон.

— О, во мне ты можешь не сомневаться, муж мой, — прошептала Дарина, глядя на него сияющими глазами.

Впервые в жизни слово «муж» не казалось ей тягостным и суровым, как в браке с Карпом и Лукьяном, а звучало для нее волшебной музыкой. Дарина с гордой радостью поглядывала на Антона и удивлялась тому, что природа и судьба сотворили чудо, подарив ей встречу с мужчиной, в котором соединились для нее влечение души, ума и тела. И это случилось, когда она уже потеряла надежду на истинную любовь. «Пока дышу — надеюсь», — прошептала Дарина заветные слова и, встретившись глазами с Антоном, почувствовала, что и он подумал то же самое.

Дом, где обосновался аббат Микеле Каффаро, был единственным в Кафе добротным каменным строением. Видимо, раньше он принадлежал какому-нибудь местному богачу, но после того как земля была продана генуэзцам, этот дом тоже перешел к ним.

У входа дежурили стражники с алебардами, которыми они тотчас преградили дорогу нежданным гостям.

— Нам с женой надо срочно переговорить с синьором Каффаро, — объявил Антон. — Клянусь, он будет рад нашему визиту.

Стражники подозрительно оглядели молодую пару, сопровождаемую двумя православными монахами — Мартыном и Антонием. Видимо, по осанке и одежде незнакомцев один из стражей понял, что супруги — люди не простые, и нехотя пояснил: