Толмач - Михаил Гиголашвили

– Есть и такие?

– Конечно. Их в Багдаде полно. Арабский еврей или еврейский араб – как хочешь назови. Короче говоря, те, кто в синагогу ходят… Вот этот еврей купил большую лавку и тоже начал рис, сахар, муку, сладости и всякую мелочь продавать. Но рис он продавал по десять динаров за кило. Так же и другие продукты. Много дешевле, чем у других лавочников. И у него, конечно, целый день толклись покупатели, торговля шла бойко, оборот был большим, и он быстро богател…

– А что он выигрывал, если покупал продукты на тех же складах и по тем же ценам, что и другие торговцы?.. – не поняла Хонг.

Рахим рассмеялся:

– Не угадаете, коллеги. Он сделал состояние на пустых ящиках, на таре, которой у него оставалось в десять раз больше, чем у других!.. Вот что такое еврей! Он и в аду чертей перехитрит. А если не перехитрит, так подкупит. Саддам, кстати, наших багдадских богатых евреев не трогает – с них можно драть налоги и прочее. Ничего, они тоже с других дерут. Люди без совести, на всем деньги делают. Противная нация!

Хонг на это заметила, что еврей – это вовсе не нация, а религия, и что во Вьетнаме тоже есть свои евреи:

– Те, кто принял иудаизм.

– И зачем вьетнамцу иудаизм? – искренне удивился Рахим.

– А арабу зачем? – парировала Хонг.

– Тоже верно. Хотите чай? – Рахим налил из термоса в стаканчики и передал нам двумя руками: – Прошу!

– Спасибо, – цокотнула Хонг, принимая чай и поправляя свои жестяные волосы. – А вот скажите, в каком состоянии находится туризм в Ираке? Ведь это колыбель цивилизации, древние памятники, можно же, как в Египте, поставить дело на поток, получать дивиденды…

– Дивиденды?.. Туризм? – скептически усмехнулся Рахим. – Все находится в таком же состоянии, как и вся страна – в самом плачевном. Все травой заросло, разграблено. Тот же подонок Удей в Британский музей на миллионы долларов экспонатов продает каждый год… Когда я ушел из Ирака, туризм еще был, а потом – все.

– А когда вы ушли?

Рахим нахохлился, посчитал в уме:

– Да уж давно. Выехал как переводчик на конференцию – и остался.

– Где, в Германии?

– Нет, в Германию потом попал, – уклончиво ответил Рахим.

– А что стало с родными? – поинтересовался я. – Если при Сталине кто-нибудь бежал, то родных расстреливали или ссылали.

– Да, к ним приходили… Но дело в том, что я остался, когда был в служебной командировке по рабочей визе. Мой отец, наоборот, на них кричать стал: «Где мой сын? Куда вы его послали?» И оставили в покое. Вот если бы я по турвизе выехал, тогда плохо…

– Значит, у тиранов есть своя логика. И даже чувство своеобразной справедливости, – сказал я. – Раз за тобой на службе недосмотрели – то это их вина. А вот если бы ты в личном порядке остался – тогда семья виновата, плохо воспитали – так, очевидно?

– Конечно. Кто такой тиран?.. Слишком строгий папа – и все. Управляет страной, как своей семьей. Один – мягче, другой – строже. Саддам – из самых строгих. За тридцать лет – ни одного покушения. А на Сталина? – посмотрел на меня Рахим.

– Тоже. Ни одного. И тоже за тридцать лет. Кстати, недавно по ТВ Саддама показывали – выглядит как огурчик, молодцом держится, подтянут, морщин нет, волосы темные, без седины… – вспомнил я.

– Красит, – меланхолично заметил Рахим.

Мы даже не заметили, как появилась фрау Грюн. Она неслышно стояла в проеме двери.

– Господи! Одно и то же! – сказала она со вздохом. – Уже пятнадцать лет я только и слышу: тираны, полиция, Сталин, Саддам, курды, Кабила, Хо Ши Мин…

Выглядела она сегодня, как и привратник, довольно понуро и пасмурно. И даже не скрывала этого. Видимо, приезд шефа всех привел в печальное настроение.

– Что, прибыл? – указал я пальцем в потолок.

Она мотнула головой:

– Да, появился… Слава богу, скоро опять уезжает на конференцию.

– Далеко?

Она усмехнулась:

– Да уж не в Сибирь… Они знают, где конференции проводить. На юг Франции едет. Делали бы уж прямо в Ницце, Каннах или Флориде… – Было видно, что и она явно не прочь побывать на той конференции, которая обходится во столько, что всех беженцев мира можно год кормить. – Ну ладно, надо работать. Это для вас, Хонг. Это для Рахима. А у вас семья из Чечни, – сказала она мне. – Но жену слушать не будут – муж сказал, что она дома все время сидела и ничего не знает.

– Значит, только один человек? – разочарованно открыл я папку:

фамилия: Агудаев

имя: Юсуп

год рождения: 1970

место рождения: г. Гудермес, Россия

национальность: чеченец

язык/и: чеченский / русский

вероисповедание: ислам

Ниже – имена трех детей: двух девочек и мальчика. Я решил не спешить, вышел за всеми и поплелся в хвосте, дожидаясь, пока Хонг подгонит свой вьетконг. Вот она. За ней – два перепуганных мальчика-старичка (один – в соломенной шляпе, будто только с рисового поля). Нырнув в туалет и выглядывая оттуда, я переждал, пока в музгостиной Рахим разбирался с таким же носатым, как он, но толстым, старым и одышливым арабом. Тот ни за что не хотел давать отпечатки пальцев, и Рахим уговаривал его, объясняя, что по-другому нельзя.

– Чего он боится? – спросил я шепотом Рахима.

– Что в тюрьму пошлют.

Наконец араб, недовольно сопя, отправился к станку, а я пошел в приемную. Там уже никого не было, кроме моих подопечных. Они сидели рядом, молчали. Дети были тут же: девочки рассматривали книжки, а мальчик возился с многострадальными вагончиками.

– Доброе утро, я ваш переводчик! – представился я.

Парень встал:

– Доброе утро.

Мы поздоровались (рука – суха, тепла, даже горяча).

Жена, похожая на старшеклассницу, величественно кивнула. Дети подняли внимательные глаза. Одна из дочерей, постарше – голубоглаза и светла, а другая, младшая – брюнетка с черными взрослыми глазами. Заметив мое удивление, Юсуп спросил:

– Что, не похожи? Все говорят. Беленькая на мою тетку похожа.

– Ну и родители не очень черные…

– А чеченцы вообще светлые раньше были, – сказал он.

– Раньше все были светлые, потом как-то потемнели, – согласился я. – Вообще человек по утрам светлый, хороший и пушистый, а к вечеру становится злым, колючим и темным.

Юсуп – в джинсах и футболке, коренастый шатен. Жена юна и худа, тоже в джинсах. Темные смелые глаза. Ногти обрезаны под корень, как у подростков. Скромная блузка. Величавые движения, свойственные южанкам и горянкам.

– Пошли, Юсуп. Жена и дети пусть ждут.