Люди ночи - Джон Майло Форд

Лихт повернул ключ, и три лампочки зажглись зеленым в туманном ореоле. Он нажал первую кнопку. С грохотом и жутким свистом первая «Морская оса» вылетела из пусковой установки. Дыма почти не было, только пульсация взмывающего в небо желтого света.

Черный силуэт расцвел алым, металл разваливался, свет отразился в море и в тумане. Затем докатился звук.

Однако Лихт знал, что этого мало. Ему нужен корабль. Корабля не было, а второй самолет уже разворачивался, чтобы его уничтожить.

И тут Лихт его увидел: большой жирный крейсер, повернутый к нему боком, словно обрыв в тумане. Можно было руками добросить до него ракеты.

Оуэн Лихт вдавил кнопки, и две «Морские осы», вырвавшись из своих гробиков, устремились вперед.

«Я сделал нечто реальное,– подумал он,– нечто особенное. В каждой войне может быть лишь один первый выстрел».

Максвелл медленно встала. Риз-Гордон одной рукой оттащил Хансарда от нее. В другой он держал наведенный пистолет.

–Вы победили, Гарет. Вам не нужен заложник.

–Просто сделайте свою работу, милая.– Голос у него был не сердитый и не ехидный, а механический, как магнитофонная запись.

Максвелл потянулась к панели управления, щелкнула одним тумблером, другим, третьим, полностью повернула рукоять. Огоньки погасли, магнитофонные бобины перестали крутиться, зубчатая линия на мониторе стала ровной, словно активность мозга у мертвеца.

–Теперь я это сделала,– сказала Максвелл, глядя на ровную линию.– Я предала абсолютно всех.

Оуэн Лихт увидел огненное извержение из борта корабля, красный град стали, не похожий ни на что, виденное им раньше. «Морские осы» наткнулись на стену пуль и взорвались в воздухе. Оуэн успел только ощутить жар, прежде чем залпы «Фаланксов» разнесли его и суденышко в щепки.

–Я не убивала Сьюзен и Майка,– сказала Максвелл.– Даже косвенно.

–Хрен ли не косвенно.– Кровь по-прежнему сочилась из пореза на щеке Риз-Гордона. Если ему было больно – а ему наверняка было больно,– он никак этого не показывал.

–Я их не убивала.

–Да верю я вам,– сказал Риз-Гордон.– Но не думайте, будто это извиняет остальное.

–Я этого не думаю.

–И правильно. Ну что, поехали.

Хансард смотрел то на него, то на нее, силясь хоть как-то проникнуть в их взаимопонимание. Он отрицал, что это его мир, но отрицал напрасно. Это мир, в котором он живет, даже если ничего о нем не знает.

Эллен вышла из фургона, Риз-Гордон с пистолетом за ней. Хансард остался один с умолкшей электроникой, вывернутой сумочкой, брошенным пистолетом, никому больше не нужный.

Чтобы Хансарда пропустили на базу ВВС, потребовался особый телефонный звонок. Его обыскали и заставили пройти через металлодетектор. Ключи, бумажник и шариковую ручку попросили оставить снаружи.

В конце длинного коридора стоял Риз-Гордон. Он прислонился к стене, отчего казался сложенным, смятым.

Хансард сказал:

–Я просто хотел ее увидеть.

Риз-Гордон ответил:

–Я так и думал. Что ж, идите к ней. Полагаю, некоторое время вы можете просить, что пожелаете. Вы, вероятно, не осознали это, но вы – герой дня. Спасли весь поганый мир в последние секунды. Джеймс Бонд и тот не смог бы сделать больше.

Хансард ударил кулаком по стене, больно.

–Какая муха вас укусила?

–Решительно никакая.– Риз-Гордон улыбался, морща пластырь на щеке, и в его улыбке была вся горечь мира.– Просто я приветствую вас в маленьком братстве героев, доктор Хансард. Добро пожаловать на дно выгребной ямы.

Хансард прошел в дверь. За ней было помещение, абсолютно голое, с маленьким столом и стулом. У двери дежурил полицейский базы, Эллен в бесформенном сером балахоне и войлочных тапочках стояла у дальней стены.

–Уйдите,– сказал Хансард охраннику, и тот ушел, закрыв за собой дверь.

Хансард сказал:

–Эллен…

–Ты же знаешь, мы не одни,– ответила она.– Нас слушают через микрофон и смотрят на нас через камеру. Боятся, что я загрызу тебя насмерть и повешусь на твоих шнурках.

Он попытался выдавить улыбку, но это была не шутка. Из ситуации нельзя было извлечь ничего смешного. И вообще ничего.

Помолчав, он сказал:

–Я правда тебя любил.

–Аллан меня любил. И тебя. Ты знаешь, Николас Хансард, как Аллан тебя любил? Он говорил мне: «Этот молодой человек – главная моя надежда, жаль, нельзя вас познакомить». Однако я не могла познакомиться с тобой, потому что нам с Алланом нельзя было иметь ничего общего из-за соглядатаев вроде того валлийского урода, что слушает сейчас под дверью… Аллан не познакомил нас, и мой отец-рыцарь убил Аллана, и на чьей стороне ты?– Она указала на него.– Ты получил записку – просто сидеть смирно двое суток, чтобы спасти мне жизнь,– и пошел прямиком в полицию. Как я должна это расценивать?

–Расскажи мне, на какой стороне ты,– сказал Хансард,– и я попытаюсь понять, с кем я.

–В тебе есть все хорошее, что было в Аллане.– Она говорила без горечи, просто выплевывая слова, будто они ей омерзительны.– Ты добрый, порядочный, умный…

Хансарду подумалось, что нынешним утром мир полон мерзостью, но не мог об этом думать, не мог этого осмыслить.

–Познакомься мы раньше,– сказала Эллен,– даже сумей я с тобой поговорить после его смерти… возможно, я отказалась бы от этого плана. Но так не случилось. Тебе достались все Аллановы друзья. Мне – ни одного.– Без какого-либо особого чувства она проговорила: – Где ты был, когда я в тебе нуждалась, сволочь? Видишь ли ты, какую боль мне причинил?

Она само совершенство, подумал Хансард, она может быть кем угодно в зависимости от ситуации. Он сказал:

–Я мог бы…

–Нет,– ответила Эллен.– Слишком много всего между нами.

Она начала смеяться – легким, грудным, ужасающим смехом. Хансард не мог ее ненавидеть, даже в малой мере, но этот жуткий смех позволил ему отвернуться, и, отворачиваясь, он оценил ее доброту, возможно, единственное хорошее, что она ему сделала.

Он вышел из помещения, мимо охранника, мимо Риз-Гордона, даже не глянув в его сторону, в пустой коридор, наедине со своим эхом.

Хансард не знал, чего ждать от Эдварда Мортона Четвинда. Это оказался человек исключительно заурядной внешности: грузный, лысоватый, в сером твидовом костюме и клубном галстуке. Он сидел за столом рядом с камином среди памятных вещиц, которые так зачаровали Хансарда, когда Эллен привела его сюда, а теперь лишь напоминали о том дне, об Эллен и лжи.