Возмездие - Фридрих Незнанский

Оленин фыркнул и написал в ответ: «Тебе показалось!» Но в груди разливалось что-то незнакомое, какое-то неизведанное волнение. Даже дыхание перехватывало.

Чтобы успокоиться, Оленин пытался записывать за гнусавым, нудным лектором что-то из курса общей химии.

В перерыве Надя, подхватив рюкзачок, нетерпеливо притоптывая ножкой, дождалась, когда Митя выберется из середины ряда.

— Ты не воображай себе! Я просто одна идти не хочу. А то привязываются сразу всякие!

— Я и не воображаю, — огорчился Митя.

И, увидев его расстроенное лицо, Надя рассмеялась:

— Какой ты смешной, Оленин. И симпатичный. Ну, идем!

Они вышли во двор. Перерыв — целый час. Столовая — в соседнем корпусе. Можно не торопиться. Невдалеке, на одной из скамеек, которые были разбросаны по всей территории и всегда заняты студентами, Митя увидел одноклассников: Голубева и Митрохину, которые поступили на платное отделение. Рядом с ними сидел Алеша Семенов. Тот самый, с которым у Мити был конфликт в походе. Максимыч говорил, что Семенов вылетел из универа. Значит, тоже теперь на платном. Вместе с Ромкой и Настей. Троица курила.

Настя увидела Митю с девушкой, мгновенно оценивающе осмотрела Надю и, презрительно скривив губы, шепнула что-то на ухо Семенову. Тот, широко улыбаясь, махнул рукой:

— Оленин, привет. Подходи, покурим!

— Надь, это мои одноклассники. И еще парень — мы вместе в поход ходили. Подойдем? А то неудобно.

Надя недовольно тряхнула челкой.

— Нет, я их не знаю, чего мне с ними? Ладно, я пойду очередь займу. Подходи, если успеешь, может быть, пропущу тебя, — голосом капризной, но снисходительной красавицы проговорила она и, подняв головку, направилась к столовой.

Едва Митя приблизился к ребятам, Семенов громко, так, чтобы услышали все, кто находился в это время на соседних лавочках, произнес:

— Ну, здорово, Оленин! Привет педерастам! Что, любовник твой в Москву перебрался? Кто ж тебя теперь защищать будет? И вообще, ты чего это с красивыми девчонками ходишь? Голову им морочишь?

Митя окаменел. Краем глаза он увидел, как дернулась спиной Надя, уже миновавшая компанию. Она не обернулась, лишь замедлила шаг.

— А может, любовничек-то нашему Оленину в столице местечко готовит? — хохотнул Голубев. — А что? Говорят, у них там «страна голубых».

Семенов говорил что-то еще. Митя не слушал слов, вернее, уже не понимал их значения. Он слышал только бесконечно повторяющееся «педераст» и мгновенно установившуюся вокруг них абсолютную тишину. Казалось, даже птицы перестали петь. Все взоры были обращены на него, Митю Оленина. Еще он запомнил злорадный, мстительный взгляд Митрохиной.

Он не помнил, как отошел от них, не помнил, что он делал до вечера. Просто бродил по аллеям парка, в котором расположились институтские корпуса. Он выкурил пачку сигарет и выпил «маленькую» водки. И ничуть не опьянел. И решил пойти на вечернее «посвящение в студенты». Потому что, если не пойти, можно вообще больше здесь не появляться. Нужно сделать вид, что все это — глупая болтовня, чушь, на которую не стоит реагировать.

...Но едва он вошел в зал, где уже было тесно от огромного количества подвыпившей молодежи, за ним пополз шепоток, который становился все громче:

— Смотрите, это гомик!

— Кто? Где?

— Вот тот? Блондинчик?

— Откуда он? С какого факультета?

— Ого, там есть педики? Как интересно!

— Он там один такой. Голубой-голубой.

— Девчонки, это Оленин, он гей!

— Парни, держитесь подальше от Оленина! А то начнет приставать!

— «Голубым» везде у нас дорога!..

Он шел, как сквозь строй, постоянно видя в поле зрения ухмыляющуюся физиономию Семенова, слыша его голос:

— Говорю же — педик! Кто ж поступает с первой олимпиады? Это его любовник пристроил! Учитель наш. Заслуженный педераст республики.

— Откуда ты знаешь?

— Да все знали, вся школа. Связываться боялись. А теперь его «папик» отъехал в другую жизнь. И бросил своего мальчика.

— Бедный мальчик! Такой хорошенький, «голубенький».

Неожиданно Митя наткнулся на Надю, едва не упал на нее, ухватив девушку за плечо.

— Не смей меня трогать! — завизжала красавица и шарахнулась в сторону.

Митя развернулся и направился к выходу.

...Он вернулся домой поздно. Включил бра, едва освещающее прихожую тусклым светом.

— Митенька, это ты, сынок? — Марина вышла в прихожую в ночной сорочке, без очков. — А я уже легла. Устал? Как ваш праздник?

— Ма, разогрей мне ужин, пожалуйста!

— Конечно. Я сейчас. — Марина вернулась в комнату, накинула халат, прошла на кухню.

— Ты где, Митька? — нацепив наконец очки, спросила она.

Как только Марина исчезла на кухне, Митя вышел на балкон, легко перекинул ноги через перила и шагнул вниз.

Последнее, что он услышал, был пронзительный, разрывающий ночную тишину крик матери. Потом густая чернильная мгла поглотила его.

Турецкий появился в своем кабинете утром двадцать девятого декабря и сразу же вызвал криминалиста Альберта Александровича Зуева.

Долговязый Зуев возник на пороге, едва Александр успел заварить кофе.

— Привет, садись, — кивнул он члену своей оперативно-следственной группы. — Кофе будешь.

— Буду!

— А с коньяком?

— Вопрос?!

Зуев сел, внимательно поглядывая на Турецкого. Приглашение выпить кофе, да еще и с коньяком, да еще и в рабочее время обычно распространялось лишь на ближайшего друга Грязнова. Что бы сие значило?

Турецкий разлил кофе по чашечкам, достал фляжку.

— В кофе или так?

— Или так, — выбрал Зуев. — Как съездили, Александр Борисович?

— Нормально. Проезда ходят исправно. Побывал в Великом Новгороде. Прямо экскурсия за казенный счет. Хорошая у нас работа! Ездим, любуемся красотами, а нам за это деньги платят!

— У вас ко мне какое-то приватное дело? — чувствуя, что Турецкий никак не подберется к главному, спросил Зуев.

— Как хорошо иметь чутких и прозорливых коллег! Да, Алик, у меня к тебе дело. И именно приватное.

Александр извлек из ящика стола полиэтиленовый пакет, оттуда — маленький пластиковый пакетик, заклеивающийся наверху чем-то вроде липкой «змейки».