Л. И. Брежнев: Материалы к биографии - Лейк

раз, обращаясь ко мне, сказал: «Знаешь, надо нам укрепить профсоюзы. Есть предложение освободить тебя от обязанностей секретаря ЦК и направить на работу в ВЦСПС председателем. Как ты смотришь?» Я ответил, что никогда себе работы не выбирал и ни от какой не отказывался. Хотя прекрасно понимал, что не об «укреплении профсоюзов» заботился Генсек. Ему просто нужно было увести меня от активной работы в ЦК.

Брежнев и Суслов (не проронивший, кстати, ни слова) поднялись, и мы перешли в другую комнату, где уже собрались все члены Политбюро. Брежнев повторил все, что сказал мне, заявил, что он и Суслов рекомендуют направить Шелепина в ВЦСПС и что он останется членом Политбюро для повышения авторитета профсоюзов. Все согласились. А уже через пару дней Суслов представил меня пленуму ВЦСПС, где я и был избран.

Вскоре состоялся съезд профсоюзов, на котором я выступал с отчетным докладом. Перед съездом в беседе с Брежневым и Сусловым предложил в докладе ВЦСПС сказать о главном — о переориентации профсоюзов на защитную функцию как первейшую их задачу. Это предложение ими было категорически отклонено.

Работая в ВЦСПС, я высказывал Брежневу ряд предложений, причем делал так, чтобы они исходили как бы от него, а не от меня. В противном случае любые разумные предложения были обречены. Но не помогала и эта уловка. Вот лишь несколько вносившихся мною предложений: о введении социального планирования отдельным разделом в годовых и пятилетних планах; об отмене соцсоревнования и принятия встречных планов и обязательств к праздникам, что вело к падению качества; об увеличении отпуска женщинам в связи с рождением ребенка; об увеличении отпуска всем рабочим; о выплате 100 процентов заработной платы по больничному листу независимо от непрерывности стажа работы; об увеличении строительства жилья, и в частности из красного кирпича, и ряд других. Брежнев говорил, что это важно, но… ничего не предпринимал. Вина ВЦСПС, и прежде всего моя, что я не проявил должной настойчивости в реализации этих и многих других предложений.

Я видел явно неприязненное отношение ко мне и полное безразличие к профсоюзам и ВЦСПС. К тому же еще западная пресса регулярно публиковала материалы, в которых меня прочили в преемники Брежнева, что, естественно, раздражало его. Вообще настроение у меня было отвратительное. В конце концов я подал заявление с просьбой освободить меня от обязанностей члена Политбюро ЦК КПСС и Председателя ВЦСПС. Эта отставка была принята. В информационном сообщении об итогах Пленума ЦК, опубликованном в печати, так и было сказано: освобожден «в связи с его просьбой». Иного выхода я не видел, а просто «отбывать» службу не мог. Вскоре я был направлен на должность заместителя председателя Государственного комитета СССР по профессионально-техническому образованию.

Хочется хотя бы кратко сказать о М. А. Суслове — втором человеке в партии. Это яркий тип угодливого чиновника, настоящий двуликий Янус. Он был одинаково угоден Сталину и Маленкову, Хрущеву и Брежневу. Суслов никогда не брал на себя ответственность за решение того или иного вопроса, а, как правило, предлагал поручить его рассмотреть комиссии. Будучи секретарем Ростовского обкома, Ставропольского крайкома партии, а затем и председателем Бюро ЦК КПСС по Литовской ССР, он имел прямое отношение к массовым репрессиям. Да иначе и не могло быть: тогда бы Сталин не выдвинул его в руководство партией.

Суслов принимал самое активное участие в разработке фантастической Программы КПСС. Он был консерватором и догматиком, оторванным от реальной жизни страны. Никакого вклада в развитие теории марксизма-ленинизма не внес. Именно по его вине советские люди не увидели многие талантливые произведения литературы и искусства. Мне достоверно известно, что именно он запретил демонстрировать на экранах кинофильмы режиссеров Германа, Тарковского, Климова, издавать роман Дудинцева «Не хлебом единым», Гроссмана — «Жизнь и судьба» и другие. Это был образец человека, формально относившегося к своим обязанностям. По нему можно было проверять самые точные в мире часы, так как он приходил на работу в 8 часов 59 минут утра и уходил с работы в 17 часов 59 минут.

Многочисленные провалы, допущенные в подборе и расстановке кадров того времени, — это и его вина, так как все годы при Брежневе он возглавлял Секретариат ЦК КПСС. Суслов сам во многом способствовал раздуванию культа личности Брежнева. Но ради справедливости надо сказать, что положил начало этому Н. В. Подгорный, который по просьбе Брежнева, как потом с горечью рассказывал сам Подгорный, выступил на одном из пленумов ЦК и призвал членов ЦК КПСС, средства массовой информации поднимать авторитет Брежнева, ссылаться на него. Вот и начали вскоре называть его «великим борцом за мир», «великим ленинцем», «выдающимся теоретиком».

Незадолго до открытия XXV съезда КПСС состоялся пленум, на котором из состава ЦК вывели бывших членов Политбюро Г. И. Воронова, П. Е. Шелеста и меня в связи с тем, что мы, как сказал в сообщении по этому вопросу Суслов, теперь не представляем те организации, в которых работали в то время, когда нас избирали в состав ЦК. В информационном сообщении об итогах пленума, опубликованном в печати, об этом не сообщалось. От партии это скрыли. И понятно почему, ибо это было грубым нарушением внутрипартийной демократии. На X съезде РКП(б) В. И. Ленин говорил: «Чтобы ЦК, выбранный на съезде, имел право исключить из ЦК — никогда никакая демократия, никакой централизм не допустит… Это — крайняя мера, которая принимается специально в сознании опасности обстановки… Это — мера крайняя. Надеюсь, мы ее применять не будем».

Почти все бывшие члены Политбюро — Г. И. Воронов, А. П. Кириленко, К. Т. Мазуров, Н. В. Подгорный, Д. С. Полянский, П. Е. Шелест — участники октябрьского (1964 г.) Пленума — были освобождены от обязанностей членов Политбюро. Брежнев, видимо, руководствовался при этом принципом: «Мавр сделал свое дело, мавр должен удалиться».

Восьмая пятилетка была самой успешной в результате принятых в 1965 году реформ. Однако вскоре положение дел в социально-экономической области стало из года в год ухудшаться, так как реформы не были доведены до конца, их стали игнорировать. К тому же нельзя не учитывать и то обстоятельство, что во второй половине 70-х и первой половине 80-х годов в руководстве партии и государства было много людей преклонного возраста, которым были, мягко говоря, чужды новые идеи, отвечающие требованиям научно-технического прогресса.

Брежнев не очень переживал за успех реформ, так как их инициатором и разработчиком был не он, а А. Н. Косыгин, который обладал огромным опытом и знаниями. Алексей Николаевич был скромным, честным и добросовестным работником, самым подготовленным и знающим руководителем, и прежде всего в области экономики и финансов. Брежнев поступил по отношению к нему, прямо скажу, по-хамски. Если мне не изменяет память, то немедленно после