Дороги наёмника - Ростислав Марченко

– В столичную политику, значит, залезли, с этой войной, – прокапитанил я, сложив только что сказанное и ранее нам известное в кучу.

– Разумеется, – равнодушно согласился со мной ан Феллем.

– Даже немного гложет. Что там за роты? – Скривил кислую рожу Хоран после упоминания о политике.

– Не своих ли встретить опасаешься?

Хоран внимательно посмотрел на меня, но нехотя все же ответил:

– Мои все здесь, под ротным значком стоят. Все остальные – чужие. А что до последней роты, то фер ан Хагенгейм полтора года как в найме со стороной ошибся. Сам погиб и больше чем полроты с собою утащил.

– Наследника поднять знамя не нашлось? – из вежливого любопытства уточнил я, всем своим видом показывая, что не хотел собеседника обидеть.

– Нет. Все комиты под гонфалоном погибли, остатки роты даже не фельдфебель, а квартирмейстер выводил.

«А Хоран в солидной роте до своей неудачной отставки служил» – сделал заметку я. Гонфалон или, если угодно, хоругвь – богато украшенное всякими свистелками и перделками знамя на поперечной перекладине – имели право носить далеко не все наемные роты, а только некоторые. Собственно, сердцем наемной роты было даже не знамя как таковое, а патент на право ее формирования и содержания – допустим, роты низшего разряда знамен вообще не имели, пробавлялись опознавательными вымпелами и личным баннером капитана в качестве флага подразделения. Собственно система работала практически как у нас, где определяющим признаком воинской части является гербовая печать, а не наличие знамени с постом № 1 возле него.

Далее продолжались совпадения. В солидных именных ротах знамя с гербом роты уже появлялось в обязательном порядке, причем не только появлялось, но и после регистрации в органах государственной власти второй экземпляр, или, если угодно, копия знамени, отправлялся не больше не меньше, чем в сам Знаменный зал императорского дворца для хранения на вечные времена. По известным причинам такая государственная услуга стоила достаточно больших денег, но отбоя от желающих ее купить не было. Мохан ан Феллем ее, к примеру, сыну явно без каких-либо колебаний приобрел.

А вот гонфалон легионного образца наемникам от государства уже доставался бесплатно, будучи прямым аналогом советско-российского гвардейского знамени. Если точнее, само изготовление наградного гонфалона оплачивала рота, а вот за право его ношения платить уже было не нужно. Если рассуждать чисто теоретически.

И на этом параллели не исчерпывались. Потеря знамени сама по себе к расформированию роты не приводила, да и не могла приводить, а вот потеря патента и капитана разом – легко, просто и неотвратимо. Напряженная предвыборная борьба лейтенантов угроханного мной ан Венеса, собственно, в том и выражалась, кто из них на ротный патент руки свои сумеет наложить, чтобы на свое имя его потом перерегистрировать. Восстановить потерянный документ закон, конечно, тоже позволял и даже за вполне приемлемую сумму, однако только тому капитану, на имя которого он был зарегистрирован. В данном случае наследники полностью отсекались.

Вот, собственно, и все. Мелкие нюансы соответствующих законов, типа герба и рыцарского титула, которые подобное унаследование кресла командира наемного отряда уже не давало, ни на что особенно не влияли. Ну, кроме некоторого повышения уровня личной безопасности действующего капитана, касательно кинжала в почке от желающего просквозить в благородное сословие через черный ход неблагородного подчиненного.

Если сказать честно, то в своем нарастающем любопытстве Хоран был не одинок, ан Феллем, помня о достоинстве капитана, больше держал марку, да и я сам немногим от него отличался. Последнее привело к тому, что после небольших колебаний я все же решился и, сунув руку в седельную сумку, достал из нее загодя приготовленный бинокль. Компактный азотонаполненный и водонепроницаемый импортный десятикратник с зеленым напылением по стеклу объективов, купленный мной «на всякий случай» и совершенно забытый в кофре за ненадобностью. Я им даже в ходе морского вояжа пользовался разве что пару-тройку раз, чтобы случайно не утопить.

Гербы рот на знаменах различались довольно четко.

– Держи. – Я как ни в чем не бывало сунул бинокль Боуделу. – Под себя вот тут и тут можно подогнать. Так ставится расстояние под глаза, это – четкость изображения, если картинка покажется мутной.

Немая сцена. А ведь подзорные трубы тут давно известны. Первым задать вопрос решился капитан:

– Вран! Это что?

– Это один из многих предметов, которыми те люди, что Альт вырезали, иногда приторговывают.

– Да-а-а-а?

– Да. Теперь ты наверняка поймешь, почему фер ан Альт их обокрасть решился, дурачок.

Лойх осторожно перехватил у первого лейтенанта бинокль и на удивление быстро разобрался с его регулировкой.

Какое-то время у него не было слов.

– Фер Вран, ты хотя бы понимаешь, сколько этот артефакт будет стоить в золоте?

– Здесь? Приблизительно понимаю. Но мне он в свое время обошелся довольно-таки дешево.

– Так доверяешь? – спросил совершенно о другом Хоран, с совершенно непонятным выражением на лице.

Нашел время для психоанализа, старый пень. Но ответил я ему честно:

– Не столько доверяю, сколько считаю вас обоих людьми чести, которые не предают и не убивают своих. Надеюсь, не ошибусь.

Снова немая сцена. Никто, конечно, не прослезился, но каждый из них двоих долго думал о чем-то своем. Несмотря на удачно подобранный момент, я, конечно, очень многим рисковал, но результат, если мой замысел оправдается, того стоил. Осторожного интереса к якобы хранимой в моем кофре «диадеме» хитрец Гленни не оставил, с ним и его хозяевами нужно было срочно что-то решать. До вскрытия сундука с последующей подставой кого-нибудь постороннего явным образом оставалось недолго, и малыш Даннер вырисовывался самой вероятной того жертвой.

Молчание разбил капитан, вернувший бинокль Хорану:

– Над центральным каре гонфалон с медвежьей головой, справа от него голубое знамя с какой-то птицей. Безымянных рот не вижу, может быть, ты рассмотришь?

Тот осторожно принял бинокль и методом научного тыка тоже подрегулировал его под себя, моя помощь снова не понадобилась.

– Крайняя справа, у реки, «Кельмская рысь». Рота старая, плохой не назвать, но ничем особенным тоже не славится. Рядом с ней какие-то «Волки», раньше с ними не встречался. Далее верно те самые «Орманские соколы» с «Кальвскими медведями» встали. – Боудел отвлекся от наблюдения и немного поёрзал в седле. – Левее «Медведей» рыбины какие-то на синем поле расположились, тоже роты не знаю. Кайнрийцев к нам никак занесло?

Хоран ещё раз приник к биноклю и дал ощутимую паузу. Настолько длинную, что Лойх не выдержал:

– Что там еще?

– А по другому краю, – снова немного его промурыжив, всё-таки соизволил ответить первый лейтенант, – кроме альвов стоять некому. По гербам обе роты их.