Голоса прошлого - Ната Чернышева

   – Нет, – нехотя ответила она. – Только в записи…

   – И вас проняло. А я его лично видела, вот как вас сейчас.

   Хименес помолчала. Потом сказала:

   – Когда– нибудь вы устанете от бесконечных битв, Энн. Рано или поздно. Если выживете. И вот тогда приходите. Я помогу вам вернуться в профессию, восстановить в научных кругах своё имя.

   Я промычала нечто неопределённое типа «как только так сразу». А про себя подумала: вначале застрелюсь.

***

Капитан Диконкору лежал в искусственной коме, его ждал курс реабилитации в планетарном стационаре. Я надеялась, что наш прайм– пилот сможет вернуться к службе. Прогноз оставался благоприятным, это радовало.

   Игорь Огнев пришёл в себя. Бравый капитан бодро уплетал больничную кашу. Эта невкусная дрянь в подобные моменты кажется пищей богов, проверено опытом.

   Живой. В носу защипало, я сердито тряхнула головой. Не хватало ещё соплей как у какой– нибудь молоденькой дурочки. Я «альфа» или кто… Сейчас, пережду, войду позже. А пока смотрела на него, придирчиво отмечая детали. Новую, скользкую от защитного геля, кожу. Начавшую проступать щетину – на лице и лысом черепе… Мы встречались всего ничего, по пальцам можно пересчитать все наши совместные дни. Когда этот мужчина успел проникнуть мне в душу? Нет, не так. Когда он успел проникнуть мне в душу настолько глубоко? Дохнуло в затылок нехорошим жаром: вспомнилось страшное ромашковое поле, едва не разделившее нас навсегда. Там, во сне, мы сгорели вместе.

   А что станет с нами наяву?

   – Bonan tagon, – знакомый голос за спиной.

   Геля Гартман.

   – Рада видеть тебя, Энн, – сказала она. – Ты мне пригодишься.

   Я кивнула. Геля Гартман не изменилась с момента нашей первой встречи ни на грамм. Острая душевная недостаточность, безнадёжный случай, паранормальной коррекции не подлежит

   – У тебя получилось, как ты планировала? – спросила я. – «Щипцы».

   Она чуть пожала плечами:

   – Не совсем.

   – Понятно, – кивнула я.

   Бой есть бой. Если что– то может пойти не по плану, оно обязательно пойдёт не по плану. Тем более, с таким битым волком, как лантарг Ми– Скайон.

   – Перед уходом мы ударили по звезде коллапсатором, – пояснила Геля. – Там теперь жарко.

   – Не доставайся же ты никому, – отозвалась я, имея в виду несчастную звёздную систему, пригревшую себе на беду наш маяк.

   Там, в зоне обитаемости, была подходящая планета, на ней со временем могла зародиться жизнь. Ну, теперь не зародится. Негде потому что. И GV– маяк в ближайшие лет дцать не поставишь. Пока всё успокоится…

   – Всегда была против автоматических маяков, – с отвращением сказала Геля. – Это же полный доступ к внутренней GV– сети по всей Федерации! Его надо тщательно охранять. А теперь кто скажет, что они успели перебросить через этот вход?

   – Все входящие объекты можно отследить, – сказала я.

   – Можно, – отозвалась она скептически.

   Геля была права. По уму, на всех трассах действительно надо ставить базы. Раз пошла такая пьянка с несоблюдением внутреннего пространства Федерации, то одним маяком дело не ограничится.

   – Геля, – решилась я, – а ты не думала немного расшевелить свою жизнь?

   – Расшевелить? – подняла она тонкие брови.

   – Да. Найти себе… кого– нибудь…

   – Найти – имеешь в виду мужчину? – серьёзно спросила она. – Как это сделала ты?

   Я кивнула.

   – Неприемлемо.

   – Почему? Я же смогла. Игорь, он…– я беспомощно умолкла, не зная, как донести смысл до этой девочки, не желающей взрослеть из– за своих диких принципов. – Я не одна теперь, понимаешь? Мы вместе, а это намного больше, чем каждый из нас по отдельности.

   – Ты, – она усмехнулась уголком рта. – Тебя прокатило, когда тебе было почти восемнадцать. И уже был опыт физической близости. Не говоря уже о прочих сопутствующих… чувствах, – она слегка пошевелила пальцами, показывая, как относится к этим «сопутствующим». – А моему Арнису, Энн, было двенадцать лет, мне – тринадцать. Я понятия не имею, что у нас получилось бы со временем. Может, ничего, а может быть, всё. Нам не дали вырасти и узнать об этом. Так оно и осталось, Энн. А ты говоришь, мужчину. Не надо мне. Незачем.

   – Ну… а потом что?

   – Когда потом?

   – Когда всё закончится. Когда ты наконец разделаешься с Ми– Скайоном.

   – В Оллирейне таких ми– скайонов много, Энн. На мою жизнь хватит.

   Так рассуждать… На всех ми– скайонов жизни не хватит. Но я ничего не сказала. Смысл? Человек упёрся рогом, как сказала бы капитан Великова. Не надо мешать.

   – Иди к своему мужчине, Энн. Не трать на меня время…

***

Игорь улыбался. Смотрел на меня, и улыбался, и эта улыбка была как бальзам на рану. Живой. Не совсем здоровый, конечно же, (впрочем, это поправимо), но живой.

   – Аня…

   Так он меня называл на свой лад. Энн – Анна – Аня.

   – Тебе нельзя резких движений сейчас, – сказала я. – Не надо, потерпи.

   Он отдал мне честь. Мол, так точно, будет исполнено. Капитан. Младшему по званию. Смотрел на меня, и улыбался так, что поневоле тянуло губы улыбнуться в ответ.

   – Скучала без меня?

   – Ещё как. Основное веселье– то ты пропустил…

   И я рассказала ему. Про рейдер, про Ми– Скайона и Гелю Гартман, про драчку и подлянку в виде удара по звезде и про то, что сейчас мы возвращаемся на Опорную Базу и светит нам парад, ротация, двадцать пять дней увольнительной на гражданку. А высокие умы в лице Командующего, Гели Гартман и прочих таких же семи пядей во лбу умников запрутся в штабе и будут думать. Строить новые планы и перебирать планы старые. Раскладывать в безумных пасьянсах звёздные карты. Решать, в какую дыру забросить нас в следующий раз.

   Умникам умниково.

   Игорь быстро утомился. Всё же получил слишком серьёзную травму, и просто так она уйти не могла. Прогноз по– прежнему оставался не самым хорошим из возможных.

   – Всё, хватит, – мягко сказала я. – Давай– ка ляг и расслабься. Буду тебя лечить, мне док Хименес позволила.

   – Поцелуями? – ввернул он.

   Неугомонный. Я поймала себя на том, что всё– таки улыбаюсь. Внезапно.

   – Поцелуями ещё рано, – сообщила я, привычным жестом встряхивая ладони.

   Вокруг кистей начала нарастать спираль психокинетического вихря.

   – А жаль!– успел он сказать прежде, чем уснуть.

   Во сне его лицо разгладилось, стало совсем молодым. Ему тридцать два… не такая уж большая разница у нас в возрасте. Просто четвёртый десяток для пирокинетика – пик жизни. После сорока начнётся спад. И грустно было думать об этом, и страшно.