Вперед в прошлое 5 - Денис Ратманов

на его место пришел другой человек: высокий, подтянутый, в белоснежной рубахе и черных брюках.

— Еще десять минут, — ответил Борис и отошел в сторонку, будто он не с нами.

Каналья указал на пригорок за мостом, с которого спускался мужик с мешком, а сам сместился к картонке с надписью «Принимаем орехи».

— О, кажется, первый клиент!

Мужик поравнялся с нами и потопал дальше.

— От блин! — возмутился Борис, а я спросил у Канальи:

— Интересно, хоть звонили бабушке по моему объявлению?

— Эльза Марковна говорит, что да, — сказал Каналья.

Зря я опасался, что денег не хватит. Хоть что-то бы принесли! На пригорке появились Илья с Яном и Гаечка, я развел руками, и тут возле нас остановился очкастый мужик на велике, поправил клетчатую кепку. Спешился, снял рюкзак и вытащил авоську, полную крупного фундука — сразу видно, что со своего огорода, лесной обычно мельче.

— Дешевле, чем за четыреста, не продам, — припечатал он.

Я отдал Каналье весы, тот прицепил на крюк авоську и заключил:

— Четыре с половиной килограмма!

— Должно быть больше! — возмутился продавец.

Ручные весы обычно давали погрешность, наши, насколько помню со времени торговли ставридой, тоже врали, но в плюс. Каналья молча достал вторые весы, они показали немного меньше.

— Вы специально так сделали! Знаю я вас! — проворчал он.

— Если не согласны, давайте взвесим товар на весах в магазине. Борис, проводишь, посмотришь?

Брат кивнул. Мужик сразу поубавил пыл и проворчал:

— Так за сколько возьмешь?

— Тысяча восемьсот за все, — объявил я. — Но прежде надо проверить ваш товар.

— Зачем это? Как это? — насторожился он, косясь на авоську в руках огромного Канальи — боится, что украдем, что ли?

— Я разобью три ореха. Надо убедиться, что они не прошлогодние, не лежалые, внутри не пустые.

— А за разбитые кто заплатит? — возмутился мужик.

Рука потянулась к лицу, но я остановил ее и просто проигнорировал тупую реплику. Все хорошенько перемешав, выудил три ореха из авоськи, и вдруг до меня дошло, что молоток-то я и не взял! Пришлось поднимать обломок кирпича, бить орехи им. Они оказались свежими, плотными, без плесени.

Пока отсчитывал вредному мужику его заработок, подъехал оранжевый «Запорожец». Совершенно лысый, похожий на грифа дедок вытащил целый мешок лесного ореха. Судя по цвету, прошлогоднего. Я разбил несколько штук. Из десяти только три оказались полными.

Каналья развел руками:

— Извини, отец.

Дед тяжело вздохнул. На него напустился пересчитывающий выручку очкарик:

— И как не стыдно? На что рассчитывал?

— Да как-то… не проверил, — извиняющимся тоном проговорил дед и поволок мешок обратно к машине.

На его место встала полная пожилая женщина, расстегнула клетчатую потертую сумку, наполовину заполненную лесным орехом, похвасталась:

— Не зря, видать, вчера весь день с внуком лазали!

— За мелкий — двести рублей, — сразу предупредил я.

— Где ж он мелкий-то? — возмутилась она.

Каналья сразу показал фундук, что привез очкарик и, объяснил, будто бы извиняясь:

— По четыреста вот такой берем.

Тетка погрустнела и махнула рукой.

— Ладно. Сколько тут? Вместе с сумкой отдам.

— Сперва проверьте! — проворчал мужик, который неожиданно принял нашу сторону и стал докапываться к продавцам.

Я расстегнул сумку и заметил, что орехи разного цвета: есть коричнево-песочные, а есть зеленоватые. Причем песочных где-то половина, и они похожи на старые. Вспомнилось, как сам собирал лесной фундук, и частенько палые были пустыми. Потому выбрал пять светлых и пять темных, разбил их, и оказалось, что все те, что показались лежалыми, либо пустые, либо гнилые.

Тетка готова была заплакать, у нее аж губы задрожали.

— Столько труда, и все впустую! — пожаловалась она.

— Вы можете перебрать орехи, — утешил ее я. — Видите, вот такие — нормальные. Будете перебирать? Дать вам пакет?

— Ну а куда деваться? — уронила она и отошла за платан.

Я перевел взгляд на Гаечку, она показала «класс» и вдруг напряглась, сжала губы, глядя мне за спину. Я обернулся и увидел Пляма и Барика, несущих по пакету. Поначалу захотелось спрятаться за платан, чтобы не пугать их. Но когда сообразил, что мне стремно показаться им на глаза, я специально остался — закалять силу воли. Каналья тем временем принимал садовый фундук у молодой грудастой женщины, которая с ним шутила и заливисто смеялась.

— Три килограмма, — сказал он.

Я проверил орехи — они оказались нормальными, и отсчитал ей тысячу двести рублей. К этому времени подошли мои школьные недруги и выкатили глаза, раззявив рты. Так и хотелось поддеть их, съязвить, типа вы на мня батрачите, лошки, но я понимал, что это во мне говорит детская обида. На самом деле мы все в одном Титанике — даже те, кто мне не нравится, и только совместно мы можем максимально отодвинуть катастрофу.

— Тьфу блин! — воскликнул Барик и развернулся, пошел назад, а Плям остался, глубоко задумался и наконец воскликнул:

— Ты тут чего?

— Я тут того. Давай орехи! — Я протянул руку.

Плям помялся, пожевал губами, поглядывая на Барика, показывающего ему кулак. Потоптался, подумал и протянул пакет, такой потертый и перестиранный, что непонятно, какой на нем был рисунок.

— Два с половиной кэгэ, — объявил я, проверил товар и добавил громче, чтобы Барик услышал: — За такой крупный орех — тысяча.

Плям просиял и крикнул:

— Серега, штукарь, прикинь?

О, сколько тоски было на лице Барика, но гордыня победила. Расправив плечи, он зашагал прочь. Радостный Плям бросился его догонять, настиг уже за мостом, забрал пакет и рванул ко мне, получил восемьсот рублей и побежал прочь, сияя, как начищенный пятак.

Люди